протяну Сталину руку на общей германо-русской границе и вместе с ним осуществлю раздел мира.

Пока что руки друг другу протянули генералы вермахта и Красной армии. В Гродно совместный парад вместе с немецкими генералами принимал будущий маршал и дважды Герой Советского Союза Василий Иванович Чуйков, тогда комкор.

В Бресте в честь «советско-германского братства по оружию» 22 сентября тоже был проведен совместный парад.

Найден приказ, составленный в штабе немецкой 20-й дивизии

21 сентября 1939 года:

«1. По случаю принятия Брест-Литовска советскими войсками

22 сентября 1939 года во второй половине дня, между 15.00 и 16.00 состоится прохождение маршем у здания штаба 19-го армейского корпуса перед командиром 19-го корпуса Гудерианом и командиром советских войск...»

Парад принимали танкисты — немецкий генерал Хайнц Гудериан и комбриг Семен Моисеевич Кривошеин.

Гудериан писал после войны в «Записках солдата»: «Кривошеин владел французским языком, поэтому я смог легко с ним объясниться. Все вопросы были удовлетворительно для обеих сторон разрешены... Наше пребывание в Бресте закончилось парадом и церемонией с обменом флагами».

В следующий раз Гудериан и генерал-майор Кривошеин встретятся через два года, в июле сорок первого, в бою под городом Пропойском, который Сталин прикажет переименовать в Славгород. Военная судьба Кривошеина сложилась удачнее, чем у Гудериана.

Семен Кривошеин в Гражданскую воевал в Первой конной, в 1937-м был в Испании, затем командовал танковой бригадой на Дальнем Востоке, участвовал в боях на озере Хасан и в финской войне. Командуя механизированным корпусом, Кривошеин отличился в берлинской операции, за что был удостоен звания Героя Советского Союза...

Как только Польская кампания завершилась, немцы стали перебрасывать войска на Запад. Попросили разрешения перебросить часть войск через советскую территорию. И получили разрешение.

Польша была оккупирована, поделена и перестала существовать как государство. Раздел Польши был назван в советско-германском договоре о дружбе и границе «надежным фундаментом дальнейшего развития дружественных отношений между советским и германским народами».

У Советского Союза и Германии появилась общая граница. Была образована Центральная смешанная пограничная комиссия двух стран. 27 октября комиссия, которая работала в оккупированной Варшаве, получила приглашение на обед к немецкому генерал-губернатору рейхсминистру Хансу Франку, которого потом назовут военным преступником и повесят. Франк по-дружески принял советских гостей и пошутил:

— Мы с вами курим польские папиросы как символ того, что мы пустили Польшу по ветру.

Обед прошел в дружественной атмосфере.

В Закопане НКВД и гестапо создали совместный центр для «борьбы против польской агитации».

Комиссар госбезопасности 3-го ранга Иван Александрович Серов, как нарком внутренних дел Украины, вспоминает Хрущев, «установил тогда контакты с гестапо. Представитель гестапо официально прибыл по взаимной договоренности во Львов со своей агентурой... Предлогом был «обмен людьми» между нами и Германией». Обосновавшиеся во Львове гестаповцы занимались эвакуацией немецкого населения. Заодно им передали большую группу немецких коммунистов, которые думали, что найдут в Советском Союзе убежище от нацизма.

20 сентября нарком внутренних дел Берия приказал своим подчиненным на Украине:

«Задержанных 18 сентября в районе Олевского пограничного отряда на участке заставы Островок немецких офицеров, которые находились в польском плену, освободите, предоставив им возможность и средства направиться вместе с сопровождающими или в германское посольство, или при наличии возможности в расположение германских частей.

Впредь при аналогичных случаях поступайте согласно настоящему указанию».

Оперативно-чекистские группы уже начали массовые аресты на территориях, занятых Красной армией. Могли не опасаться ареста только немцы.

Берия отправил строгое указание на сей счет в Наркомат внутренних дел Украины:

«На территории, занятой нашими частями, особенно на Волыни, имеются немецкие поселения (колонии). Среди них аресты не производите, за исключением случаев, когда преступники будут застигнуты на месте преступления».

Оперативные группы НКВД на польской территории вели себя так, что поляки возненавидели русских. Когда 22 июня 1941 года появились немецкие войска, поляки радовались и встречали их как освободителей, встречали части вермахта хлебом-солью. Поляки радовались тому, что их больше не будут арестовывать и высылать в Россию... Немецкие зондеркоманды с удовлетворением докладывали в Берлин: «Польская часть местного населения оказывает содействие казням, проводимым полицией безопасности, донося, где находятся еврейские, русские и польские большевики».

Красная армия заняла территорию с населением двенадцать миллионов человек. В советский плен попало около двухсот пятидесяти тысяч польских солдат и офицеров. Армия не знала, что делать с таким количеством военнопленных, — не было ни конвойных войск, чтобы их охранять, ни продовольствия, чтобы их кормить. Нарком обороны Ворошилов и начальник Генерального штаба Шапошников предложили рядовых солдат бывшей польской армии распустить по домам.

Но ненависть к полякам была так велика, что Сталин пришел к выводу, что не только польское государство, но и все сколько-нибудь видные поляки должны быть уничтожены. Решением политбюро от 5 марта 1940 года пленных польских офицеров, чиновников, священнослужителей, представителей интеллигенции тайно приговорили к расстрелу.

Расстреливали в камере, обитой кошмой, чтобы ожидавшие за дверью другие поляки не слышали звуков выстрелов. Делали это по ночам. Приводили очередного пленного, надевали на него наручники и стреляли ему в голову. Расстреливали из немецких «вальтеров»; их привезли из Москвы целый чемодан. Трупы на грузовиках вывозили за город и закапывали. Часть пленных из Козельского лагеря расстреляли прямо в Катынском лесу, эти братские могилы и обнаружили потом немцы.

В Берлине были счастливы: какой прекрасный аргумент в борьбе за мировое общественное мнение! И чуть позже использовали свой козырь. 13 апреля 1943 года немцы сообщили о захоронении польских офицеров в Катынском лесу. Польское правительство в эмиграции обратилось в Международный Красный Крест и попросило провести расследование.

В ответ в Советском Союзе была создана комиссия под председательством академика Николая Ниловича Бурденко, главного хирурга Красной армии и первого президента Академии медицинских наук. Она утверждала, что на самом деле поляков расстреляли сами немцы. Единственным реальным аргументом комиссии Бурденко было то, что всех поляков убили из оружия немецкого производства.

Комиссии Бурденко на Западе не поверили. Но Россия была союзником в борьбе с Гитлером. На преступление в Катынском лесу просто закрыли глаза. В Нюрнберге, где судили главных нацистских преступников, по требованию советской делегации эта тема не возникала.

Правда, польское правительство в эмиграции допытывалось у Молотова: а куда делись офицеры, взятые вами в плен? Сталин велел Молотову ответить, что исчезнувшие польские офицеры убежали куда-то в сторону Китая. Он мог позволить себе такой хамский ответ, потому что твердо решил, что никакие эмигранты к власти в Варшаве больше не придут: новое польское правительство может быть только просоветским...

Когда совместными усилиями Польша была разгромлена, Молотов с удовольствием сказал на сессии Верховного Совета:

—