необходим высокий уровень совместного управления водными ресурсами, а это обычно происходило на уровне общин или в более крупных пространственных масштабах, как на Бали. Однако эти события не имели ничего общего с развитием высококоллективных форм правления или совместных процессов - сотрудничество выражалось только в одной институциональной сфере, ирригационном кооперативе, а сами государства имели тенденцию к политической сегментации и автократии. Крупные городские центры были редкостью, а рынки имели тенденцию к ограниченным формам, где правящая элита и чужеземные торговцы контролировали прибыльную торговлю на дальние расстояния. Такая система усугубляла социальную дифференциацию и препятствовала развитию местных парагосударственных форм управления рынком.

На неполноту экологической теории указывают и примеры коллективных действий и совместного процесса, процветающих даже тогда, когда потенциал для интенсификации местного сельского хозяйства был минимальным. Например, потенциал для интенсификации сельского хозяйства в окрестностях классических Афин был невелик (урожайность пшеницы была похожа на средневековую Англию и составляла в среднем 650 кг/га/год в рассматриваемый период). Афинская демократия процветала за счет сочетания местного и импортного продовольствия, в значительной степени завися от зон снабжения в Черноморском регионе. Другим примером импортной экономики является Венеция, которая в рассматриваемый период импортировала большую часть продовольствия и других товаров, вместо того чтобы вкладывать средства в развитие сельского хозяйства в своих местных владениях. Зоны снабжения Terra Firma Венецианской империи, такие как Астрия, Аквилея и Триест, поставляли Венеции древесину, древесный уголь, камень, пшеницу и свиней, а также другие товары. Богатство, которым Венеция поддерживала свой дорогостоящий аппарат коллективных действий и импортировала продовольствие, было обусловлено ее положением крупного центра в торговле мировой системы. Однако эта стратегия оказалась непрочной после XVI века, когда произошла реорганизация обменных сетей мировой системы, лишившая венецианцев и другие средиземноморские торговые центры значительной части их прибыли; в этот момент венецианцы переключили свое внимание на развитие местного сельского хозяйства.

Аналогичным образом Померанц (2000: гл. 6) показывает, как в ранней современной Англии экономический рост был частично обусловлен интенсификацией местного сельского хозяйства, но дополнительное производство было перенесено на внешние периферии по примеру Афин и Венеции. Однако, по сравнению с этими двумя странами, периферийная сеть обмена Англии охватывала гораздо большие пространственные масштабы и в гораздо большей степени зависела от производства, осуществляемого рабским трудом в окружном Карибском регионе поставок. Основав колонии и плантации, Англия получила то, что Померанц называет "ветром Нового Света" в импорте продовольственной энергии и других товаров, которые, по его оценкам, к 1800 году составляли эквивалент более 10 миллионов акров среднего производства на английских фермах. Например, к 1800 году один только импорт сахара обеспечивал девяносто калорий в день от среднего потребления калорий, или примерно 4 %, а к 1901 году он составлял 20 % калорий. Система энергетического субсидирования в английском случае нарушает одно из предсказаний теории коллективных действий, а именно, что коллективные действия приведут к общему уменьшению социального неравенства за счет создания формы социальной солидарности, преодолевающей социальные барьеры. Напротив, хотя в период от позднего феодализма до раннего модерна социальная дифференциация в основной зоне несколько ослабла, эти социальные изменения частично финансировались за счет принудительного труда рабов в периферийных зонах снабжения.

Неравенство богатства

В сравнительной выборке почти треть обществ имела коммерческие связи с крупными торговыми сетями, большинство из которых выступали в качестве периферийных поставщиков сырья или других товаров в экономики основной зоны. В некоторых случаях, например в Венеции и суахилийском Ламу, прибыль получалась от торговли на дальние расстояния в роли торгового центра. Данные указывают на то, что как сырьевые поставки, так и экономика антрепотов приводили к росту экономического неравенства. Нередко контроль и налогообложение внешней торговли, являясь важными источниками государственного богатства, приводили к предсказанным формам автократического правления, основанного на экономике внешних доходов, подобной "ресурсному проклятию" современных государств-рантье. Напомним, однако, что "ресурсное проклятие", скорее всего, будет наиболее остро ощущаться в тех случаях, когда местные системы управления не отличаются высоким уровнем развития, а доходы от внешней торговли и экспорта велики по сравнению с масштабами местной экономики. Напротив, "эффект Норвегии" проявляется там, где местная экономика велика по отношению к доходам от экспорта и где эффективные системы управления были созданы до появления крупных доходов от экспорта.

Данные сравнительной выборки позволяют предположить, что в некоторых обществах, исследованных Лейном Фаргером и мной, действовало нечто похожее на эффект Норвегии. Приток богатства из экспортной экономики, по-видимому, не имел обычного эффекта, когда большинство населения признавало богатство источником политической нестабильности и коррупции. В таких случаях богатство подстегивало усилия по созданию новых институтов, направленных на поддержание приемлемого уровня эффективности и стабильности управления. Мы видим этот процесс на примере афинской демократии, где, по словам Роберта Уоллеса (1998: 17), афинский народ вступил в борьбу с "богатым высшим классом". И, согласно Вейну (1990: 75), одним из аспектов итогового институционального строительства была система обязательных гражданских пожертвований, которая ограничивала возможности богатых покровителей создавать сети клиентуры, способные оказывать чрезмерное влияние на политический процесс. В то же время существовало множество правил, снижавших возможности для коррупции среди чиновников.

Аналогичным образом в суахили Ламу организация двух приходов (митаа) служила механизмом разделения власти между "старыми" деньгами северного прихода и менее обеспеченным, часто иммигрантским населением южного прихода. Эта система предусматривала участие граждан в советах приходов, выборность должностных лиц и разделение власти путем ротации выборных диархов (принципалов), которые представляли оба прихода. По мнению Джеймса де Вере Аллена (1993: 224) и А.Х.Дж. Принса (1971: 48), эта система управления учитывала интересы различных групп населения и сводила к минимуму степень доминирования богатых семей в политическом процессе.

Как и в Афинах, и в суахили Ламу, в Венеции богатство было в изобилии, но оно осознавалось как вызов социальной структуре. Соответственно, система управления предусматривала строгий контроль над чиновниками, особенно над главным администратором, дожем. От него ожидалось, что он будет стремиться к народной любви, благосклонно относиться к бедным, обеспечивать справедливость, поставлять общественные блага и прислушиваться к голосу народа. За этим должностным лицом тщательно следили, в любой момент могли объявить импичмент, и ему не разрешалось владеть собственностью за пределами венецианской территории. По окончании каждого срока полномочий он подвергался расследованию со стороны государственных адвокатов, а его имущество подлежало штрафам и конфискации за злоупотребления.

Городские биосоциальные проблемы

В городах интенсивное и частое социальное взаимодействие позволяет создавать новые социальные союзы между людьми и группами, а компактность обеспечивает эффективность передвижения, что стимулирует рост торговли. Однако в условиях предсовременности города неизбежно потребуют творческого решения институциональных проблем, чтобы справиться с