Никс хотел знать… О, он бы дорого дал, чтобы выяснить точно, был ли брат причастен к гибели отца.

«Ах, Мама! Не могу вымолвить это слово. Екатерины Великой больше нет. Как такое возможно? В среду утром у нее случился апоплексический удар, она сразу лишилась чувств и более не приходила в сознание. Трудно собраться с мыслями. Покойная осыпала меня благодеяниями, создала мое счастье. Кто защитит нас теперь?»

Это письмо было датировано 7 ноября 1796 года, и уже его юная Елизавета не решилась отправить обычным путем.

«Моя свекровь Мария сказала мне, что перед кончиной государыни они с мужем видели одинаковый сон. Необъяснимая сила возносила их к небесам, и оба от страха проснулись. Как описать воцарившуюся пустоту, уныние, сумрачность? Все страждут, за исключением новых величеств. О! Я была оскорблена, как мало печали выказал император. Это вызывает скрытое неудовольствие. Ведь по всему видно, что скончалась великая государыня».

Листки были исписаны молоком. Наивная предосторожность! Ребенок знает: стоит подержать страницу над свечей, и текст проявится. А еще проще – посыпать угольной крошкой, чтобы черная пыль налипла на буквы.

«В 6 часов вечера рокового дня пришел муж. Государыня была еще жива, а его уже заставили переодеться в новый, гатчинский мундир. Прежде других дел император Павел торопился поменять сыновьям форму. Какое убожество! При виде Александра я не смогла удержать слез. Нас призвали в комнату для прощания. Бедная Екатерина только что испустила дух. Я не могла говорить, колени дрожали. В двух шагах от обмываемого тела новый государь со своими адъютантами беспрестанно входили и выходили, говорили громко и отрывисто. А ведь это видят люди!»

Николай оставил письмо. Конечно, жена брата была пристрастна. Но нельзя не признать: она смотрела глазами всех.

«После целования руки покойной мы пошли в церковь для принесения присяги. Отвратительное зрелище! Придворные толпой клянутся быть рабами человека, которого презирают. Для меня нестерпимо видеть его таким самодовольным, таким счастливым на месте нашей любимой государыни! Если кто и был создан для трона, то она, а не он».

Несколько последующих писем Николай проглядел бегло и отложил в сторону. Те же стенания и еще больше злобы против отца. Но одна строчка запала ему в душу: «Слава покойной Екатерины загладила многие ее дурные поступки и составляла единственное право этой государыни на престол». Он исповедовал династический принцип. Но возможно, в глазах подданных истинный государь не тот, кто законен? А тот, кому Бог дает победы?

«Как тягостно начинается новый порядок жизни! На этот раз все исходит от императрицы. Она распорядилась, чтобы мы и днем носили придворные туалеты, как в присутствии большого общества. Чтобы был “дух двора”. В день коронации я имела неосторожность приколоть к белому платью рядом с бриллиантовой брошью несколько живых роз. Императрица смерила меня тяжелым взглядом, сорвала букет с платья и бросила на пол.

– Это не годится, – были ее слова».

Подробности царапали Никса. Следующее душераздирающее послание относилось к маю 1799 года, когда у Александра и Элизы родилась дочь Мария.

«Дорогая матушка! Я в отчаянии. Ты знаешь, при каких счастливых обстоятельствах появилась на свет наша Мышка. В ту самую минуту, как я разрешилась от бремени, курьер из итальянской армии привез захваченные Суворовым французские знамена. Император был очень рад и объявил себя покровителем новорожденной, хотя и не мог не заметить, что ждал внука.

Но потом все переменилось. Не знаю, кому выгодны грязные слухи, знаю только, что меня желали бы обвинить перед Александром в чудовищных вещах. А заодно и его друга князя Адама Чарторыйского.

Вчера императрица приказала принести к ней ребенка. У меня сердце забилось от дурного предчувствия. Она взяла внучку на руки и быстро пошла в кабинет к государю. Через четверть часа ее величество вышла крайне довольная. Мне передали, что граф Кутайсов шепнул на ухо Ростопчину:

– И зачем императрице расстраивать государя небылицами!

Ростопчин застал его величество в гневе. Тот ходил большими шагами по комнате, восклицая:

– У девочки темные волосы! А царевич с женой – блондины!

И нашлись низкие души, которые всюду говорят:

– Да, да! У Чарторыйского волосы черные.

По этим словам вы можете судить, какого рода обвинения пытаются выдвинуть против нас. Сегодня утром император неожиданно вошел в мой кабинет, встал возле стола, скрестил руки на груди и молча уставился на меня. Так, не вымолвив ни слова, он простоял несколько минут, потом повернулся на каблуках и покинул комнату. С тех пор со мной никто не разговаривает».

Николай отбросил от себя листок. Отвратительная сцена! Быть может, жена брата не осмелилась написать матери всей правды? Но maman, maman… Как она могла? Поведение Марии Федоровны представилось сыну в новом свете.

Елизавете ничего не оставалось, как затвориться в детской. «Моя малышка Мари наконец имеет зуб! Такая славная девочка! Даже если ей нездоровится, она никогда не хнычет. Ах, мама, как вы заставили своих детей считать за счастье быть рядом с вами? Не смейтесь! Отвечайте серьезно. Не помню большего удовольствия, чем сидеть возле вас, выйти на прогулку, играть с вами в прятки. Я бы так хотела, чтобы моя Мышка любила меня!»

Грустно было читать эти признания, зная, что через полгода великая княжна умерла. Всей радости – первый зуб!

«Вообрази, к каким дешевым сценам прибегает свекровь, – между тем жаловалась Елизавета. – Однажды государь прогуливался по аллее в Гатчине, и вдруг из кустов с шумом появляется императрица, окруженная младшими детьми, и с криком: “Сюрприз! ” – кидается ему на шею, а дети хором поют: “Где может быть лучше, чем в лоне семьи”. Государя уже тошнит от ее приторности».

Никс хорошо помнил тот случай – невинный и по-немецки сентиментальный. Что тут страшного? Бедная женщина родила мужу десятерых детей и пыталась напомнить о себе!

«Для меня непереносимо подлое поведение свекрови с девицей Нелидовой – пассией императора. Она не расстается с нею ни во дворце, ни на прогулках, и это одно еще позволяет Марии Федоровне видеть мужа. Скажите, мама, разве душа возвышенная не предпочла бы безвинно страдать?»

Николай скрипнул зубами. «Не твое дело, блаженная дурочка!» Он попытался успокоиться и прочел еще несколько страниц без гнева. Но вот ему попалась прелюбопытная сцена.

«Дорогая мама! В Петергофе в день именин императрицы я чуть не отправилась на тот свет. После ужина поехали в линейках смотреть иллюминацию. Надобно тебе сказать, что Павел не может ездить медленно, и нередко жертвами его скачки по улицам становятся невинные люди. Ночью, в сумятицу, он несся восьмериком в сопровождении двадцати кавалергардов в полной амуниции. Пришлось повернуть на узкой дорожке. Все всадники очутились прижатыми в угол.

Один молодой кавалергард, лошадь которого почти касалась моего плеча, хотел ее осадить. Та встала на дыбы и прямо на меня, так что ее передние копыта чуть не попали мне в лицо. Я отшатнулась и, к счастью, получила только удар в бедро. Бедный юноша наказан гауптвахтой. За что? Ведь не его вина, что государь так ездит! Это ротмистр Охотников, который в отчаянии, что чуть не убил меня».