Себаштиану снова бросил незаметный взгляд на часы: прошло еще семь минут.

— Во-вторых, Данте. Случайная находка письма поэта вашими коллегами по философскому обществу навела вас на мысль, которую извращенное сознание обратило в некую логическую схему. Вы убедили себя, будто на завершающем этапе терапии необходимо использовать ситуацию столкновения с насилием для разрешения проблемы суицида.

— Столкновение лежит в основе большей части разделов психиатрии. Вынужден признать, Себаштиану, что в этом направлении я выступил всего лишь верным последователем других врачей, светил в области медицины.

— Действительно, хотя вы довели их разработки до абсурда. Вы избрали крайнюю форму столкновения, отнимая одну жизнь ради спасения другой. И какие результаты?

— Превосходные! — воскликнул психиатр. — Полное излечение, и в свое время я тебе это продемонстрирую.

— Сомневаюсь, доктор. Вы больше не встречались ни с одним из своих пациентов, — заявил Себаштиану. Он не знал этого наверняка, но ему было все равно. — Вы не знаете, где они и живы ли они еще.

Дель Кампо пренебрежительно махнул рукой:

— Ну и что? В каждом случае наблюдалась стабильная положительная динамика.

— Цель не оправдывает средства. Особенно если средства сами по себе преступны, как в данной ситуации. Вы, таким образом, превратились в своего собственного пациента. Чтобы побороть безумие, вы применили свой метод лечения, составив чудовищный план. И мы подходим к основному мотиву вашего зазеркального бытия, «Божественной комедии». В последние дни я много думал, почему именно эту поэму вы выбрали в качестве сценария.

Психиатр сделал хороший глоток коньяка, продолжая смотреть куда-то поверх головы Себаштиану, и попросил продолжать:

— Дальше.

— Несмотря на вашу низость, вы человек блестящего ума, и вам показалось забавным помериться силами со следователями, тем более что один из них носил фамилию Сильвейра. Представляю, как вы наслаждались, когда я попросил совета у членов общества, к которому вы принадлежали. Или когда составляли подложные «предсмертные» записки, где вы зашифровали ссылку на новаторскую работу моего отца по латеральному мышлению. Но не в этом суть. «Божественная комедия» — ваше личное нисхождение в преисподнюю.

Себаштиану ожидал реакции на свое откровение, но ее не последовало. На лице дель Кампо покоилось застывшее выражение, какое бывает у людей на моментальном фотоснимке.

— Вы воображаете себя современным Данте, кто спускается в адскую бездну в поисках возлюбленной и, сам того не замечая, все более углубляется во тьму, блуждая среди кошмаров, — чем ниже круг, тем они становятся все ужаснее. Не скажу, что аналогия неудачна, однако роли распределены неверно. Вам не подходит образ поэта, главного героя, вам ближе чудовище, застрявшее в недрах Земли в девятом, и последнем, круге. В глубинах вашего подсознания, доктор, вы Сатана. И ваш путь вниз отражает всего лишь последовательное саморазрушение. Вы сумасшедший, дель Кампо, как и многие другие, кого я встречал. Стремление выдать преступление за клиническое исследование не отменяет вашего помешательства.

В это время за спиной Себаштиану открылась дверь, и он услышал приближающиеся шаги. Резко повернувшись в кресле, он замер. Вошедшего человека он не знал, но мгновенно понял, что видит убийцу Каина. Своего убийцу. Во рту у него пересохло.

— Ошибаешься, Себаштиану. Если бы мной владел дух саморазрушения, сеньор Косио явился бы сюда для того, чтобы оборвать мою жизнь. То есть, — засмеялся дель Кампо, — если мы уже минули восьмой круг. Не волнуйся. Этого не произойдет. Моей жизни ничто не угрожает.

Неизвестный, подумал Себаштиану с содроганием, пришел для того, чтобы отомстить за мнимое предательство отца, причем главной героиней драмы выступала его собственная мать.

Освальдо Косио приблизился, встал позади Себаштиану и приставил дуло револьвера к его голове. Ощутив прикосновение холодного металла к затылку, Себаштиану с силой сжал подлокотники кресла.

— Пора?

— Подожди, — остановил убийцу дель Кампо, вскинув руку. — У нас осталось несколько минут до приезда его товарищей.

Себаштиану мгновенно понял, что дель Кампо совершил ошибку.

— Полиция? — вскричал Освальдо. — Да что ты несешь? Ты спятил, старик?

Глаза психиатра заволокло гневом.

— Не смей говорить такие вещи! — рявкнул он.

Себаштиану воспользовался моментом: оттолкнувшись от кресла, он стремительно вскочил, молниеносно развернувшись лицом к убийце. Его прыжок застал врасплох Косио, смотревшего на психиатра и целившегося туда, где доли секунды назад находился Себаштиану.

Освальдо был ниже ростом, но более коренастым и плотным, чем Себаштиану; рецидивист, закаленный жизнью и привычный к насилию, он имел несомненное преимущество перед университетским профессором. С другой стороны, внезапность и быстрота играли на руку Себаштиану. Он шагнул к Косио, пока тот пытался снова прицелиться, и с силой толкнул в грудь. Освальдо нажал на курок, мелькнула яркая вспышка, и пуля впилась в потолок. Себаштиану вздрогнул и со всех ног бросился вон из комнаты. Пробегая мимо психиатра, Португалец увидел искаженное до неузнаваемости лицо: врач кричал, что его нельзя упустить.

В тот миг, когда Себаштиану достиг двери и дернул щеколду, раздался сухой щелчок и справа осыпалась стеклянная витрина. Пригнувшись, он выскочил на площадку атриума, одним махом перепрыгнул через ступени, приземлился на гравийную дорожку, споткнулся и растянулся ничком. Вернувшись в вертикальное положение. Португалец быстро взвесил свои шансы. Самое простое решение — бежать коротким путем по прямой до калитки на улицу — отпадало. В этом случае пришлось бы пересечь довольно большой участок сада, открытый со всех сторон, представляя собой легкую мишень для убийцы, а он не сомневался, что Косио — отличный стрелок. Поэтому Себаштиану метнулся влево, вдоль дома, к купе деревьев, суливших хоть какую-то защиту. Эта часть сада не была освещена, как площадка перед фасадом. Он почувствовал, как по спине заструился холодный пот. Если Косио окажется проворнее, то догонит его и всадит пулю между лопаток, иными словами, у него в запасе жалкие секунды. Заворачивая за угол дома, Себаштиану обернулся через плечо. Он видел, как убийца вылетел из дома и кинулся в сад с револьвером на изготовку. Остановившись, Освальдо стал озираться по сторонам и в конце концов заметил Себаштиану. Плавным движением вскинув оружие, он выстрелил. Португалец присел, и тотчас брызнула осколками кирпичная кладка в нескольких сантиметрах над его головой, осыпав его пылью и каменной крошкой. Обогнув дом, Португалец устремился в темноту. Он сорвался на бег, но через несколько метров был остановлен мощным ударом в лицо, так что из глаз искры посыпались. Стояла глубокая ночь, и в кромешной темноте не было видно ни зги. Профессора охватило отчаяние, но он быстро сообразил, что паникует напрасно, его не подстрелили, он сам врезался лбом в ветку дерева. Слегка оглушенный, Себаштиану наклонил голову и, закрывая окровавленное лицо руками, снова побежал. Всего несколько метров отделяло беглеца от другого угла дома, а дальше ему предстояла спринтерская дистанция под прикрытием кипарисов до решетчатой ограды. Рискованно, конечно, но нестись через весь сад от парадного крыльца к калитке было еще опаснее. Через несколько секунд Себаштиану завернул за угол, и перед ним возник «мерседес», а затем гравийная аллея, в конце которой маячила, как вожделенная финишная черта, входная калитка. Долго не раздумывая. Португалец понесся вперед во весь дух. Он прикинул, что его ожидали шестьдесят или семьдесят метров открытого пространства. Как только он окажется на улице, его шансы на выживание стремительно возрастут. Сосредоточив взгляд на калитке, он молился на бегу, чтобы Косио, гнавшийся за ним по пятам, промахнулся.