И тут дед Антип, шедший как Вергилий впереди меня, резко свернул за угол. Я последовал за ним – а куда еще я мог последовать – и обнаружил, что стою перед высокой резной и вызолоченной дверью, напоминающей двери Павловского дворца, а рядом со мной стоит… совсем не дед Антип. За ручку двери держался рослый, широкоплечий мужчина лет сорока, с темно-каштановой, волнистой шевелюрой, с породистым, гордым лицом, украшенным тонкими усиками и элегантной эспаньолкой.

Увидев мою растерянность, он легко улыбнулся и сказал голосом деда Антипа:

– Не удивляйся, к этим дверям каждый подходит в своем истинном виде. И в своих истинных чувствах… – а затем медленно потянул за ручку.

Дверь медленно, посверкивая позолотой, отворилась и пропустила нас в небольшую комнатку, очень напоминавшую… приемную в какой-нибудь скромной конторе советских времен. За небольшим светлым столом из ДСП сидела довольно безвкусно, но ярко размалеванная девица и что-то бодро барабанила на старой электрической машинке марки «Ятрань». У противоположной стены стояли два потертых, когда-то мягких, стула. Больше ничего в этой комнатенке не было, кроме здоровенных, обитых коричневым дерматином, дверей со стандартной табличкой, гласившей «Посвящальня».

При виде столь комичного несоответствия между роскошной входной дверью и убогим убранством помещения, в которое эта роскошь вела, я едва не расхохотался. У меня сразу возникло ощущение, что я явился на ковер к заместителю директора завода, на котором начинал свою трудовую деятельность. Хотя, пожалуй, у него приемная была покраше.

Девица подняла голову и знакомым телефонным голосом воскликнула:

– О, как вы быстро добрались! Я и приготовиться не успела! – потом, кокетливо поведя глазками, добавила: – Антипушка, ты что ж меня перед молодым человеком позоришь, надо было постучать, я хотя бы накраситься успела.

Антип наклонился, целуя девице ручку, и галантно пробормотал:

– Дорочка, ты и без макияжа великолепна и незабываема! – Затем он выпрямился, посерьезнел и спросил: – Нас ждут?

– Да, конечно… – бодро ответила девица. – Все уже собрались, и все готово!

– Входим… – бросил Антип мне и шагнул к коричневым дверям со странной табличкой. Я двинулся за ним.

Девица за нашей спиной чем-то звонко щелкнула, двери распахнулись, и все вокруг исчезло. Мы оказались в кромешной темноте. Вокруг чувствовалось огромное пустое пространство.

Через несколько секунд далеко впереди забрезжило несколько желтоватых мерцающих точек. Они медленно разгорались и одновременно тьма, окружавшая нас, медленно истаивая, превращалась в полумрак. Мои глаза привыкли, и я увидел, что стою рядом со своим спутником посередине огромного зала, напоминающего крытый олимпийский стадион. Зал был совершенно пуст, кроме того места, откуда исходило желтое мерцание. Там на высоком помосте полукругом выстроились семь высоких прямых кресел, среднее из которых было значительно выше остальных. Разгоревшиеся огни повисли в воздухе возле каждого из кресел, но поскольку они располагались за креслами, неподвижные темные фигуры, сидевшие в креслах, оставались в тени.

И вдруг рядом со мной раздался тихий шепот:

– Кто пришел?..

Вопрос, казалось, был обращен в никуда. Я не успел сообразить, что отвечать и нужно ли вообще отвечать, как услышал рядом негромкий, но твердый голос Антипа:

– Пришел Илья Милин, житель этого мира, двадцати шести лет, в котором проснулся дар.

– Зачем пришел?.. – произнес тот же шепот.

– Он пришел в поисках учителя, – тем же ровным, негромким голосом ответил мой спутник.

– С кем пришел?.. – шепот звучал тускло без интонаций, но в нем чувствовались сила и угроза.

– С посвященным магом общей магии, – немедленно ответил Антип, и я с уважением покосился на него. Его высокая фигура слегка светилась в полумраке неярким зеленоватым сиянием.

– Как пришел?..

– Путем Железа, Огня и Книги.

В зале повисло напряженное молчание, а потом шепот повторил:

– Как пришел?.. – и мне показалось, что в бесстрастном, бестелесном дуновении послышались человеческая заинтересованность и удивление.

Но голос Антипа прозвучал по-прежнему негромко и сухо:

– Путем Железа, Огня и Книги.

– С чем пришел?.. – продолжился странный допрос.

– С открытой душой и чистыми руками.

– Пусть говорит…

При этих словах мне в лицо пахнуло холодом и сыростью. Я не знал, что говорить, но понимал, что молчать нельзя. И слова сами начали падать с моего языка.

– Я пришел просить дать мне в учителя посвященного мага общей магии, которого я знаю под именем деда Антипа, чтобы он помог мне понять и принять мой дар.

– Что может твой дар?.. – теперь шепот явно обращался ко мне.

– Не знаю… – а что еще я мог ответить?

– Куда смотрит твой дар?..

– Не знаю, – снова повторил я.

– Во что верит твой дар?..

– Не знаю, – в третий раз произнес я. И мне стало стыдно. Я понял, что последние три вопроса и были заданы с одной целью – чтобы я понял, что ничего не знаю.

– Ты готов по своей воле принять посвящение?..

Вот по-настоящему дельный вопрос, с неожиданной яростью подумал я. Зачем бы еще я стал тащиться такую даль?

– Готов! – громко раскатился мой ответ.

– Стань на одно колено и подними левую руку ладонью к нам.

Я опустился на одно колено и почувствовал под ним мягкую упругость ковра. Затем поднял ладонь кверху, и она утонула в сгустившемся мраке.

– Посвящаю тебя… – над крайним правым креслом взметнулась кверху рука.

– …Илья Милин… – над крайним левым креслом медленно, словно неохотно, также поднялась рука.

– …Открывший в себе дар… – справа поднялась еще одна рука.

– …И пришедший сюда… – слева также поднялась еще одна рука.

– …В поисках учителя… – справа поднялась третья рука.

– …Способного просветить твой дар… – вверх поднялась шестая рука.

– …В ученики чародея!

Шепот смолк, и над центральным креслом также показалась поднятая рука.

В зале тишина. И густой полумрак, только черные свечи поднятых рук.

Молчание длилось. Все происходящее начало терять свою мистическую серьезность. Я вдруг почувствовал себя главной фигурой какого-то дурацкого розыгрыша.

И в это мгновение из мерцавших за креслами огоньков к поднятым ладоням потянулись тонкие, словно спицы, ослепительные жгуты света. Отразившись от черных зеркал ладоней, они сошлись над центральным креслом, и оттуда, с высоко поднятой руки, во мрак зала ударил тугой переливающийся лазерный луч. Не растеряв ни одного кванта света, он пронзил разделяющее нас темное пространство и коснулся моей поднятой ладони. Казалось, семь раскаленных игл вонзились в незащищенную кожу руки, пробивая ее и растекаясь по всему телу огненными ручейками.