тряс кулаком, пока я не протянула руку. Блестящие золотистые диски упали мне на ладонь. Толще монет, но слишком легкие для золота. При ближайшем рассмотрении я увидела на каждом маленькую петельку. Я поняла, что это латунные пуговицы от куртки, но не китайской. Я сунула их обратно.

— Отдайте варвару куртку.

— Тебе жалко это существо?

— Мне жалко нас. Он умрет и ничего не будет стоить.

— Ха! Ты, как всегда, прагматична. — Он сомкнул мои пальцы вокруг одной пуговицы. Ладонь у него была мозолистая, но теплая. — Ну, одну-то он может пожертвовать.

Я вырвала руку и закрутила на полу золоченую пуговицу, как волчок. Поу-чяй пришел в восторг.

— Ешь, пока не остыло, — сказал он. — Скучала?

— Не исключено. Но была слишком занята, чтобы это заметить, — поддразнила я его. — А ты, похоже, справляешься с командованием собственным кораблем.

— Это весело! Но — ай-я! — столько решении надо принимать. Иногда мне хочется просто вскарабкаться по мачте наверх и петь, как в старые добрые времена.

Старые добрые времена? Смех, да и только. Ему едва исполнилось двадцать.

— Можешь петь из-за руля и заставить своих людей слушать, не то иначе им придется терпеть твои шутки.

— Ах, жестокая ты женщина!

Я съела еще несколько ложек каши и отодвинула миску.

— Спасибо. Я была так голодна… А теперь, пожалуйста, прости, но мне нужно одеться.

Он расплылся в ухмылке и хлопнул меня по коленке.

— Ай-я! Когда холодный фронт пройдет, я поплыву вверх по течению. Ты должна отправиться со мной!

— М-м-м… Это было бы… — «Неловко», чуть не ляпнула я. А как насчет девушек, с которыми он спал? Они не будут возражать, что он взял на борт приемную мать?

Поу-чяй смотрел на меня с таким невинным видом, что мне не хотелось разочаровывать его — и, честно говоря, саму себя, — но вряд ли мне стоило принимать его приглашение.

Я похлопала себя по груди:

— Посмотри на мое самочувствие. Спасибо, А-Поу! В другой раз!

Рыжий иностранец снова завопил. Если судить по голосу, варвар будто наглотался камней. Я потеряла терпение, но злилась не на него, а на Поу-чяя, поскольку тот спровоцировал пленника. Я была готова на все, лишь бы рыжему вернули чертову куртку. Но когда я вышла из каюты посмотреть, он стоял внизу уже в иссиня-черной куртке, собрав полы в кулаке из-за отсутствия пуговиц. Один из канониров держал пленника за руки, а другой размахивал перед ним пистолетом. Похоже, они готовы были переломать варвару кости, требуя, чтобы он научил их обращаться с заграничным мушкетом, который целый год ржавел на нашем оружейном складе. Рыжий понимал их требования, но явно отказывался сотрудничать.

Где Поу-чяй или Ченг Ят? Покалечить пленника ничем не лучше, чем залить водой бочку с солью: он лишь полезный инструмент. Я вернулась в каюту, чтобы надеть халат и поправить повязку на голове. К тому времени, когда я спустилась на палубу, иностранец уже уселся под лестницей в окружении своих чернолицых товарищей.

Кто-то в шутку наклеил на стену рубки над ними новогодний иероглиф фук.

Англичанин выглядел хуже, чем накануне: кожа покрылась красными пятнами, а во всклокоченной бороде остались крошки засохшей еды или какой-то слизи. Я попыталась представить, каким он был в обычной жизни, ухоженный, высокий, в аккуратной шерстяной куртке. Считался бы такой мужчина красивым? Варвар намеренно отвел взгляд, но я поняла: он знает, что я его рассматриваю.

Меня снова кольнула жалость к этому человеку. Меня ведь и саму дважды увозили против воли. Разве я не чувствовала себя отчаявшимся животным в клетке? Я попыталась представить, каково было бы поменяться с ним местами, отправиться на противоположный конец света и попасть в плен там, где у всех волосы из лисьего меха и такие здоровые носы, что годятся для управления лодкой вместо весла; где мужчины целуют любую женщину на улице и лопочут на непонятном языке. Сочтут ли мои черные волосы и гладкие черты уродливыми? Будут ли смеяться над моей речью? Возможно, иностранцы живут в таком же обществе, как наше, испытывают те же чувства, что и нормальные цивилизованные люди.

И где-то в дальнем уголке мира рыжеволосая женщина тоскует по этому дикому оборванному мужчине.

Я присела на корточки и попыталась поймать его взгляд, вспомнив, как в неволе ценится доброе отношение.

— Как тебя зовут?

Он взглянул на меня. Голова осталась неподвижной, но губы скривились с пренебрежением.

Я проворковала тем же нежным тоном:

— Какая у тебя фамилия?

— Его зовут Тернер, — раздался голос сзади. Один из темнокожих мужчин ухмыльнулся, обнажив великолепные зубы.

— Ты говоришь на нашем языке?

Человек покачал головой все еще с натянутой улыбкой.

— Чути-чуть.

Интересно, знают ли об этом мои спутники и почему темнокожий раньше молчал. Я спросила его имя. Лицо мужчины осветилось пониманием. Он представил каждого из своих товарищей потоком слогов, смысл которых я не поняла. Я указала на рыжеволосого, успев позабыть его имя.

— Извини. Можешь еще раз назвать его фамилию?

— Тернер.

— Та-на, — повторила я по слогам.

Снова этот затравленный взгляд, как у кошки, попавшей в ловушку.

— Та-на… надеюсь, ты скоро вернешься домой.

Я повернулась к темнокожему человеку, чтобы тот перевел, и тут рыжий иностранец сплюнул. Может, специально в мою сторону, а может, и нет. Ветер придавал плевку скорость. Слюна шлепнулась мне на халат.

Варвар! Грязный, нецивилизованный варвар! Нет, они совсем не такие, как мы, — звери, а не люди! Не достойнее человеческой доброты, чем змея. Постучав себя в грудь, я выругалась на его бессмысленном, безобразном языке, возвращая ему любимое словечко:

— Фук! Фук! Фук!

Варвар посмотрел на меня и рассмеялся, обнажая зубы в ухмылке, расколовшей лицо пополам, и энергично потирая промежность.

Я подбежала к каюте, сорвала испачканный халат и отправила его за окно вместе с полупереваренными остатками обеда.

Это рыжий дьявол виноват в возвращении моей болезни. Да, у меня не было кровотечений в течение двух месяцев, но я пила травы; не первый раз из-за них цикл нарушался. Так или иначе, неприятные ощущения и тошнота только усилились с появлением иностранцев. Проклятие! Что за гнусная чужеродная чума проникла в меня через одежду, через кожу, рот и глаза? Несчастье лишило меня покоя: я то задыхалась, то мерзла, так что и десяти одеял не хватало, — жарко — холодно, жарко — холодно; круглые сутки одно и то же. Организм принимал только воду. Мне оставалось одно: лежать неподвижно.

При мысли о проклятом варваре появлялся кислый привкус в горле. Ему не место ни здесь, на моей палубе, ни в наших морях, ни в