– Ты не дала мне шанса…

– О нет, – перебила она, словно не давая ему сказать глупость. – Мне было хорошо с тобой… Но все изменилось.

– Со вчерашнего дня?

– Да. Я не могу сказать, что именно… – Фраза повисла в воздухе. Потом Эллен начала снова: – Мы же взрослые. Мы знаем, как это бывает.

Он уже хотел сказать: нет, он не знает, как и что бывает, – но решил сохранить остатки собственного достоинства.

– Будь там поосторожнее, – сказала она и снова повернулась, чтобы идти.

Он не удержался и съязвил:

– Спасибо и на этом.

Она одарила его своей легкой загадочной улыбкой и ушла.

Возвращение Томми-Рэя в Гроув затянулось, но для Теслы с Раулем дорога оказалась еще более долгой, правда, по причинам не столь метафизическим. Во-первых, машина у Теслы была так себе. К тому же ей изрядно досталось в последнее время. Во-вторых, хотя прикосновение нунция и вытащило ее из объятий смерти, оно имело побочные последствия. Тесла обнаружила их после пересечения границы.

Хотя она вела реальную машину по реальной дороге, ощущение этой реальности было зыбким. Она проваливалась в другие измерения и на иные уровни сознания. Она раньше ездила и под кайфом, и пьяная, но нынешнее состояние было другим. Ее мозг будто извлекал кусочки воспоминаний об ее экспериментах, с галлюциногенами и транквилизаторами и заставлял прочувствовать все заново. В какой-то момент она поняла, что скулит, как дикое животное (она слышала свой голос как бы со стороны). Потом ей показалось, что шоссе исчезло и она парит в воздухе. Дальше пришли мысли грязнее нью-йоркского метро. Нужно было просто резко повернуть руль, чтобы покончить с этим фарсом. Останавливали две вещи. Первая – запах страха, исходивший от сидевшего рядом Рауля, который вцепился в панель так, что побелели костяшки пальцев. Вторая – воспоминание о Петле Киссуна. Оно было менее реальным, чем дорога и запах Рауля, но столь же настойчивое. Сам Киссун и Троица, как он назвал это место, увлекали Теслу к себе. Она почти физически ощущала, что ее затягивает. Тесла сопротивлялась, хотя и не очень охотно. Несмотря на то, что она радовалась возвращению в свой мир, увиденное и услышанное в Троице разбудило в ней почти болезненное любопытство. Чем больше она сопротивлялась, тем быстрей уходили силы. Когда путешественники добрались до окраин Лос-Анджелеса, сны наяву ежеминутно заслоняли реальность.

– Нам нужно остановиться, – сказала Тесла и отметила, что язык у нее заплетается. – Не то я убью нас обоих.

– Хочешь спать?

– Не знаю, – ответила она, опасаясь, что сон не решит проблемы, а принесет новые. – Хотя бы просто отдохнуть. Выпить кофе и привести мысли в порядок.

– Здесь?

– Что «здесь»?

– Остановимся здесь?

– Нет, – сказала она. – Поедем ко мне. Это в получасе езды отсюда. Поехали.

«Ты уже едешь, детка, – сказало ее сознание, – и никогда не остановишься. Ты же воскресла. Чего ты ждала? Что жизнь останется прежней? Забудь. Ничто и никогда больше не будет прежним».

Но западный Голливуд не изменился: все тот же город мечты с его барами и стильными магазинчиками, где Тесла покупала украшения. Она свернула с Санта-Моники налево на Норд-Хантлидрайв, где жила уже пять лет с тех пор, как переехала в Лос-Анджелес. Близился полдень, город пожирал смог. Тесла поставила машину в подземный гараж, и они с Раулем отправились в квартиру номер пять. Окна ее соседа, злобного угрюмого человечка, с которым за пять лет она обменялась тремя фразами (две из них – оскорбления), были открыты, и он, без сомнения, заметил гостя Теслы. Минут через двадцать он оповестит весь дом, что мисс Одинокое Сердце, как он ее прозвал, вернулась вся в грязи и в сопровождении Квазимодо. Пусть его. Были более насущные проблемы, например, как попасть ключом в замочную скважину. Рауль пришел на помощь, взял ключ из ее дрожащих пальцев и открыл дверь. Как обычно, квартира походила на зону стихийного бедствия. Тесла оставила дверь открытой и распахнула окна, чтобы проветрить, потом прослушала автоответчик. Дважды звонил ее агент с известием, что сценарий не принят. Звонила Саралин, спрашивала, не знает ли Тесла, где Грилло. Потом звонила мать, чье сообщение было скорее перечислением преступлений, совершенных против нее миром вообще и отцом в частности. Последним был звонок от Микки де Фалько. Он зарабатывал тем, что озвучивал стоны в порнофильмах, и ему требовалась партнерша. На заднем плане лаяла собака. «И как только вернешься, – закончил он, – забери этого долбаного пса, пока он не выжил меня из дома». Тут она заметила, что Рауль изумленно смотрит на нее.

– Мои знакомые, – сказала она, когда голос Микки затих. – Болтуны, да? Слушай, я полежу, ладно? Здесь все как обычно – холодильник, телевизор, туалет. Разбуди меня через час, хорошо?

– Через час.

– Хорошо бы чаю, но некогда. Я нормально говорю? – спросила она, заметив, что его изумление не проходит.

– Да… – ответил он неуверенно.

– Слова сбиваются?

– Да.

– Оно и понятно. Ну ладно, квартира в твоем распоряжении. На звонки не отвечай. Увидимся через час.

Она ушла в ванную, полностью разделась и оценивающе взглянула на душ, потом плеснула себе на лицо и грудь холодной воды и ушла в спальню. Там было жарко, но открывать окно она не стала. Ее ближайший сосед Рон обычно просыпался – как раз в это время – и слушал оперу. Пришлось выбирать между жарой и «Лючией де Ламмермур»*. Тесла предпочла потеть.

Предоставленный самому себе, Рауль нашел в холодильнике какую-то еду и сел у окна. Он весь дрожал. Он не испытывал такого страха со дня, когда Флетчера охватило безумие. Теперь, как и тогда, мир резко и без предупреждения изменился, а он не знал, что ему делать. В глубине души он уже перестал надеяться на возвращение Флетчера. Миссия, где он нес свою вахту, превратилась в посмертный памятник. Он надеялся умереть там в одиночестве, постепенно утратив разумные навыки. Ведь он не умел писать ничего, кроме своего имени. Большинство предметов в квартире этой женщины оставались для него полнейшей загадкой. Он ощущал себя потерянным.

Крик в соседней комнате отвлек его от жалости к себе.

– Тесла?

Вразумительного ответа не последовало, только приглушенные крики. Он встал и пошел на звук. Дверь спальни была закрыта. Он стоял в нерешительности, положив руку на дверную ручку и боясь войти без приглашения. Но тут он услышал новые крики и распахнул дверь.

Классическая опера Гаэтано Доницетти.

Никогда в жизни он не видел обнаженной женщины, и вид Теслы, распростертой на кровати, приковал его к месту. Ее руки, лежавшие вдоль тела, судорожно сжимали простыни, голова моталась из стороны в сторону. Ее полупрозрачное тело напомнило ему о том, что случилось на дороге у миссии. Она снова уходила от него. Обратно в Петлю. Крики превратились в стоны. И стонала она не от удовольствия. Ее уводили насильно.