лодочной мастерской, у запертой двери с ржавыми петлями или шаткой ограды, за которой находился новый канал. Они расстраивались, им приходилось возвращаться, и выводивший из себя процесс повторялся снова. Наконец, когда полуденное солнце выбелило затянутое тучами небо, они свернули за угол длинного, частично разрушенного склада и обнаружили, что смотрят на подгнивший от соли деревянный знак с надписью «Чаша Пелиппы». Как и предупреждал Кадрах, в весьма неприятном районе.

Пока Кадрах искал дверь — передняя стена представляла собой сплошное посеревшее дерево, — Мириамель прошла немного дальше и оказалась перед причалом, выходившим на канал, в беспокойной воде которого, рядом с лестницей, плавал венок из желто-белых цветов.

— Венок Дня Души, — сказала она.

Кадрах, нашедший дверь, кивнул.

— Из чего следует, что с того момента, как я покинула Наглимунд, прошло больше четырех месяцев, — медленно проговорила она. Монах снова кивнул, открыл дверь и поманил ее за собой. Мириамель вдруг одолел приступ отчаяния и безысходности. — Все напрасно! Из-за того, что я оказалась упрямой дурой!

— Если бы вы остались с дядей, все могло сложиться ничуть не лучше или даже хуже, — заметил Кадрах. — Во всяком случае, вы живы, миледи. А теперь постараемся выяснить, помнит ли сория Ксорастра старого, пусть и павшего друга.

Они вошли через дверь, которая вела во двор, где лежала пара старых рыбацких лодок, и их ждало сразу два неприятных сюрприза. Во-первых, отвратительно пахло рыбой, очевидно, содержалось заведение не лучшим образом. Во-вторых, выяснилось, что Ксорастра умерла три года назад, а ее тупая племянница Чаристра оказалась совсем не похожа на предыдущую хозяйку.

Она посмотрела на их потрепанную и грязную одежду.

— Мне не нравится, как вы выглядите, — заявила Чаристра. — Покажите-ка деньги.

— Да ладно, — успокаивающе сказал Кадрах. — Ваша тетка была моим добрым другом. Если вы позволите нам у вас переночевать, утром мы принесем деньги — меня хорошо знают в городе.

— Моя тетка была безумной и бесполезной, — не без удовлетворения заявила Чаристра, — а ее благотворительность привела к тому, что у меня не осталось ничего, кроме разваливающегося сарая. — Она показала на помещение с низким потолком, больше похожее на нору унылого животного. — В тот день, когда я позволю монаху и его девке ночевать в моем доме, меня увезут в Пердруин в деревянном ящике.

Мириамель подумала, что будет с нетерпением ждать этого дня, но прекрасно понимала, что ей следует помалкивать.

— Далеко не все является тем, чем кажется на первый взгляд, — сказал она. — Этот мужчина — мой наставник. Я дочь аристократа, барон Сеоман из Эркинланда мой отец. Меня похитили, но наставник сумел меня найти и спасти. Мой отец будет очень добр к тем, кто поможет мне вернуться.

Стоявший рядом Кадрах расправил плечи, ему понравилось быть героем мифического спасения.

Чаристра прищурилась.

— В последнее время я наслушалась безумных историй. — Она пожевала губу. — Одна из них оказалась правдивой, но из этого не следует, что вам можно верить. — Затем она помрачнела. — Мне нужно зарабатывать на жизнь, и мне все равно, кто твой отец, барон или Верховный король Хейхолта. Уходите и принесите деньги, если это так просто. Пусть вам помогут ваши друзья.

Кадрах снова начал льстить и обхаживать хозяйку, продолжил историю Мириамель и принялся украшать ее новыми подробностями — Чаристра получит мешки с золотом в подарок от благодарного отца. Слушая дикие истории, которые рассказывал Кадрах, Мириамель даже пожалела женщину, чью практичность затмевала жадность. Однако в тот момент, когда принцесса собралась предложить монаху замолчать, она увидела крупного мужчину, медленно спускавшегося по лестнице. Несмотря на одежду — плащ с капюшоном, как на Кадрахе, перепоясанный веревкой, — и совсем короткую бороду, она сразу его узнала, хотя не могла поверить собственным глазам. Когда он вышел на свет масляных ламп, мужчина застыл на месте, широко раскрыв глаза.

— Мириамель? — наконец хрипло и неуверенно прошептал он. — Принцесса?

— Изгримнур! — закричала она. — Герцог Изгримнур! — Ей вдруг показалось, что сердце растет у нее в груди, в горле перехватило.

Она побежала через заваленную мусором комнату, мимо кривых скамеек и с плачем прижалась к его широкой груди.

— О, бедняжка, — сказал он, обнимая Мириамель, не в силах сдержать слез. — О, моя бедная Мириамель. — Изгримнур отодвинул ее от себя, чтобы получше разглядеть покрасневшими глазами. — Ты не ранена? Ты здорова? — Он перевел взгляд на Кадраха и прищурился. — А вот и негодяй, который тебя похитил!

Кадрах, который смотрел на Изгримнура разинув рот, вздрогнул. Изгримнур отбрасывал большую тень.

— Нет, нет. — Мириамель рассмеялась сквозь слезы. — Кадрах мой друг. Он мне помогал. Я сама сбежала, не нужно его винить. — Она снова обняла герцога, спрятав лицо на могучей груди. — О, Изгримнур, я была так несчастлива. Как дядя Джошуа? А Воршева, и Саймон, и тролль Бинабик?

Герцог покачал головой.

— Я знаю немногим больше, чем ты. — Он покачал головой. — Это настоящее чудо. Наконец Господь ответил на мои молитвы. Благословение. Пойдем сядем. — Изгримнур повернулся к Чаристре и нетерпеливо махнул рукой. — Ну? Не стой здесь, женщина! Принеси нам эля и поесть!

Ошеломленная Чаристра, покачиваясь, направилась к двери.

— Постой! — закричал Изгримнур, и она повернулась. — Если ты кому-нибудь об этом расскажешь, — взревел он, — я обрушу крышу тебе на голову!

Хозяйка, вне себя от страха, молча кивнула и скрылась на кухне.

Тиамак спешил, хотя нога не позволяла ему двигаться быстро. Сердце у него отчаянно колотилось, но он постарался скрыть тревогу.

— Тот, Кто Всегда Ступает по Песку, — бормотал он себе под нос, — пусть никто меня не заметит! Я уже почти на месте!

Те, кто находились на тех же узких мостках, были полны решимости ему помешать. Один дородный житель материка, несший корзину, полную рыбы, едва не сбил его с ног, повернулся и принялся выкрикивать вслед хромавшему Тиамаку оскорбления. Ему очень хотелось ответить — в конце концов, Кванитупул являлся городом враннов, сколько бы дорогих домов на сваях ни построили торговцы на берегу Лагуны Шамуль, а по каналам плавали принадлежавшие им баржи, которыми управляли соплеменники Тиамака, — но он не осмелился. Он не мог терять время на ссоры, хотя был совершенно прав.

Он быстро прошел через общий зал «Чаши Пелиппы», бросив взгляд в сторону хозяйки, и не обратил внимания на странное выражение ее лица. Между тем Чаристра, держа деревянный поднос с хлебом, сыром и оливками, стояла у основания лестницы и размышляла, стоит ли ей тратить силы и подниматься наверх.

Тиамак протиснулся мимо нее и принялся подниматься по узкой лестнице, пока не оказался на первой площадке, напротив покосившейся двери. Он толкнул ее, уже наполнил грудь воздухом, чтобы поделиться новостями, и застыл,