Прежде чем уйти, Эвангелина Харкер была так добра, что разыскала сей документ, что позволило мне сделать эту последнюю крайне важную запись перед тем, как силы меня покинут. Считайте документ опровержением. Предосторожности ради я спрячу его в сейф под моим рабочим столом. Если что-то дурное случится со мной или с этим кабинетом, он станет свидетельством моих подозрений и ничего более. Давайте внесем ясность. Вопреки всему, я продолжаю считать, что мы столкнулись с террористом, который имеет доступ к биологическому и химическому оружию. Кроме того, он имеет опыт обращения с ножом, что наводит на мысль о военной подготовке или, возможно, естественной склонности к насилию. Говорят, ловкостью в обращении с холодным оружием славятся чеченцы, поэтому, возможно, он один из них. Все остальное — акт психологической войны, которую ведет какой-то весьма изощренный враг. На мгновение ему удалось меня одурачить, но под конец рассудок мой прояснился.

Semper fidelis[19], Остин Тротта, 25 мая.

Освобожденный от своих мучителей, Сэм Дэмблс помогал людям подняться на ноги, убеждая их покинуть здание. Многие были парализованы страхом и не способны подняться с пола. Я пробралась мимо них, и за моими движениями они следили со смесью тяжелой утраты, неверия и ужаса. Недалеко от тела Салли Бенчборн, все еще насаженного на штык, я нашла нож Торгу и его ведро. Закрыв Салли глаза, я взялась за свое дело. То, что Торгу бросил ритуальные предметы, было верным признаком его смятения. Я забрала их себе и пошла по следу. Я знала, где его искать. Для бегства ему оставалось единственное место. В коридорах двадцатого этажа трещало и скрипело пламя. Пожарная сигнализация и система пожаротушения включились слишком поздно. Лампы закоротило. Дым густел, обжигая мне легкие, заставляя сгибаться от кашля. Я двигалась вперед. От лифтов не было толку, их системы обесточились. Стекла в окнах выбило взрывом. Рвущийся в них ветер лишь раздувал пламя. Огонь распространялся быстро. Времени для бегства будет мало. Кто это сделал? Мы с Торгу, когда взялись за руки? В это я не верила.

Торгу я нашла на краю Лапательного проулка, где, рыдая, он ждал меня — у того места, где когда-то стояли его ящики.

— Это сделала не ты, — сказал он.

— Нет.

— Та, другая женщина.

— Джулия Барнс.

— Дура несчастная. Взорвала мои сокровища.

— Она остановила тебя.

Он качнул головой, усмехаясь.

— Но не тебя.

— Она взорвала твои пожитки, — сказала я, — но откуда столько ущерба? Вот чего я не понимаю.

Вытирая глаза, он пожал плечами.

— Если закладываешь динамит под живых мертвецов, следует ждать худшего.

Я поняла. Его «сокровища» — не просто предметы. Они были сосудами, носителями. В тех сосудах — камнях, осколках, трубках, обломках с кладбищ — обитали серые орды, которые теперь не могут вернуться на место, не сумеют возобновить клятвы верности Торгу. Джулия об этом позаботилась. Взрыв распалил их, наэлектризовал. Разрушение двадцатого этажа свершилось столетия назад. Торгу горевал. В нем не осталось ни тени триумфа. Он смотрел на меня с тоской, с подбородка у него капала кровь Стима. Он шептал, будто его слова еще обладали властью соблазнять. Он произносил названия: «Воркута, Треблинка, Гоморра». Его губы шевелились, но слова больше не отдавались эхом. В одной руке я держала ведро, с клацающим в нем ножом. Другой я взяла его за отвороты пиджака и потащила в объятый пламенем коридор. Мои мышцы окрепли. В венах бежала жаркая кровь. Я была сам огонь. Он погибнет в моем пламени, как и желал. Мне требовалось сравнительно уединенное место, чтобы совершить обряд уничтожения. Я волокла его, и мертвецы следовали за нами. Мне не было нужды настаивать. Я шла по коридору, с каждым шагом снимая одежду. Я сбросила туфли, сдернула рваные брюки. Огонь меня не тронет. Я пылала ярче. Я защищена. Мое тело орошали струи системы пожаротушения. Торгу созерцал сияющее орудие своей гибели и жалобно скулил. Оборачиваясь, я с жалостью видела этого испуганного старого вампира, усмиренного и очищенного невыносимым зрелищем человеческой плоти. Он скулил при виде ее совершенного замысла, при виде телесной розовой истины. В ведре звякал нож.

Мы остановились в коридоре перед моим кабинетом. Я не знала, что случится с его смертью, когда его привилегии перейдут ко мне. Я не знала, будет это больно или сладко, но понимала, что это место на Земле никогда не очистить от горести. Ни одно место нельзя от нее очистить. Величайшая тайна Торгу раскрылась и теперь принадлежала мне. Есть лишь один перечень. Названия, произносимые умершими, это имена всех мест на Земле. Нет города или селения, холма или лощины, где человечество не оставило бы призраков убитых. Однажды добытое, это знание меня не покинет. Я не вознесусь на небеса. Не будет сонма ангелов. Клементина назвала Торгу Отсутствием Бога, но на что мне эта философия? Она мне не поможет. Бог мне не помог. Мое назначение — тьма.

Я должна снова танцевать для Торгу? В прошлый раз этот танец был почти немыслим, но тогда я была в отчаянии от страха и не вполне сознавала его воздействие, когда каждое движение решало, жить мне или умереть. На этот раз я буду уверенной и мягкой, и двигаться стану как невозмутимая госпожа. Я буду милосердной. Я буду уговаривать его, пока он не заползет в мой кабинет, который станет его могилой. Дверь исчезла. Взрыв выбил стекла, и повсюду гулял ветер. Мои покойные кактусы улетели в пустоту вместе с сумочкой от «Кейт Спейд». В пространствах между предметами взметались языки пламени. Огонь пожрет все. Мы все погибнем. Из окна я видела блики в окнах офисов по ту сторону кратера. За окном бежало время. Спустилась ночь. По всему острову выли сирены. Они жаждут нашей крови, так уже было раньше.

У моих ног скорчился Торгу. Я долго стояла неподвижно, давая ему рассмотреть мое тело, сосчитать символы у меня на талии, на внутренней стороне бедер, изучить новую кожу, которую он мне дал, историю ужаса, запечатленную на моем теле. По его лицу катились слезы. Он кипел желанием. Но ко мне вдруг пришло решение. Нет, я не стану для него танцевать. Настал его черед обнажиться. Я опустила ведро и нож.

Его одежда тлела. Я сорвала ее с его тела, и звук был такой, словно рвалась человеческая кожа. Он завыл от позорного унижения. Такова его награда? Но он знал, что я задумала, и в отчаянии попытался уползти. Сорвав с твари последний клочок материи, я узнала еще одну ужасную тайну. Физически Торгу составлял уплотненную, попранную сумму его уничтоженных предметов, его плечи топорщились обломками выжженных домов, ребрами служила стопа разбитых колыбелек, ногами — трубы, а кожа состояла из множества слоев символов и надписей, армии лингвистических инфузорий. Он задыхался. Когда-нибудь, подумалось мне, и я превращусь в такое же существо.

Мертвые ждали. Какое-то время я стояла не двигаясь. Он потянулся ко мне, извиваясь, стараясь опустить меня к своим губам. Но я попятилась и подняла с пола ведро и нож. Настало мгновение трансформации. Я испытала почти религиозное благоговение. Я видела сквозь время так, как невозможно даже вообразить, и история человечества представилась мне вздымающимся океаном крови, океаном, пылающим как здание «Часа».