(все перечеркнуто)

далее лист пуст

НИКОЛАЙ МУХАЙЛО (1989 г.)

ЛЮДИ И СУДЬБА

(зачеркнуто)

АКТЕР И ЗРИТЕЛЬ

(зачеркнуто)

ТАЛАНТЫ БЕЗ ПОКЛОННИКОВ

(зачеркнуто)

Далее без заголовка:

Много пришлось поколесить мне по ухабистым дорогам нашей несчастной страны, актеру ведь часто приходится сталкиваться с изнанкой жизни

(все зачеркнуто)

далее лист пуст

Неотразимое впечатление производят многие встречи и многие события, тем более что у актера встреч и событий гораздо больше, чем у обычного человека, но то, что случилось недавно, можно сказать, только что, было из ряда вон выходящим и глубоко врезалось мне в память. Возвращаясь с гастролей, я оказался в одном купе с человеком средних лет с интеллигентным приятным лицом, но это лицо было нервным, он явно не мог сосредоточиться, но актеры привыкли читать лица людей, как открытую книгу, ведь это часть их профессии: наблюдательность. Я исподволь вызвал его на разговор, и тут он мне поведал историю, которая могла бы показаться заурядной, если бы не весьма загадочные обстоятельства. Будучи алкоголиком, он, что называется, закодировался посредством гипноза и вылечился, но, как он уверял, гипнотизер внушил ему, кроме отвращения к алкоголю, и другие мысли, например, тяготение к убийству, причем, возможно, убийству того самого экстрасенса, к которому он теперь ехал. Он, этот человек, внушил ему также отвращение к жене и двум детям и к интересной работе научного характера, хотя сперва он вернулся к ним с радостью, до этого же он несколько лет был бомжем, скитался по каким-то подвалам и сомнительным квартирам. Он, добрый по натуре, вылечившись, стал ненавидеть себя и людей. Он говорил также что-то о произволе по отношению к божьему предназначению и называл психиатра (его фамилия Маркушев) дьяволом, сатаной. Не могу не признаться в том, что тут у меня была и толика сугубо профессионального интереса: я видел в этом человеке драматическую коллизию и ловил себя на том, что как бы разучиваю роль, ведь настоящее искусство и есть прикосновение к трагедии человеческой, в этом его жестокость, но в этом и возвышенность.

Почувствовав живой интерес к себе, он вдруг сделал мне странное предложение:

– Николай Валентинович, у меня нет близких и знакомых в Москве, а разговор с Маркушевым невозможно вести без свидетелей. Я очень вас прошу, не согласитесь ли поприсутствовать, чтобы Маркушев не вздумал опять что-то со мной сделать?

Кстати, причины такого поведения Маркушева вполне объяснимы, дело в том, что Непрятвин (такова была фамилия моего попутчика) женился на девушке, которую Маркушев любил, и Маркушев решил таким образом отомстить более удачливому сопернику, и это меня, опять же с точки зрения искусства, заинтересовало, тут угадывался некий демонический характер, проглядывались перепетии (так в рукописи. – А.С.), полные драматизма. И все же, по правде говоря, это предложение было мне не совсем ко времени, поскольку мне перед этим предложили две роли в кино, также в театре предстояло приступить к репетициям, но Непрятвин, услышав это, горько, хотя и без укоризны, с пониманием, произнес:

– Роли-то подождут, а вот человек ждать не может!

(Замечу в скобках: замечательные слова, хорошо бы иным режиссерам помнить о них! Как часто на театре человек лишь материал для роли, а не наоборот! Но это слишком больная тема, чтобы всуе ее касаться.)

И я дал согласие. Радости Непрятвина не было границ. Он сказал, что как только освободится от заклятья, то выпьет со мной по старому доброму обычаю, от чего я не стал отказываться, поскольку я не ханжа и ничто человеческое мне не чуждо.

Поскольку я живу один, с тех пор как меня покинула, уйдя «в мир иной», моя жена (а ведь, кажется, совсем недавно задорной девчушкой пела она в фильме «Золотая осень» замечательного режиссера Киприянова, совсем недавно играла красавицу невесту в «Первых встречах»…), Непрятвин остановился у меня. Он не хотел звонить Маркушеву, чтобы раньше времени не спугнуть его, он намеревался застать его врасплох.

Наутро мы отправились по адресу Маркушева в один из новых, но близких к центру районов, где стоят однообразные многоэтажки, которые вселяют в душу далеко не оптимистические мысли, эти дома похожи (в рукописи оставлена пустая строка. – А.С.)

Дверь открыла девушка, при виде которой Непрятвин необыкновенно побледнел и почему-то спрятался за меня. Из-за моей спины он спросил ее, дома ли Маркушев.

Девушка сказала, что Маркушев пошел к врачу, у него что-то со здоровьем.

– Что именно? – вскрикнул Непрятвин так, что девушка даже испугалась.

Она сделала шаг назад. Я старался своим спокойным видом и улыбкой успокоить ее.

– Почему вы так волнуетесь? – спросила девушка. – Или приходите в другое время, или подождите его, если вы договаривались о встрече, хотя он не предупреждал, а обычно информирует меня о возможных посещениях.

– Хорошо, мы подождем, – сказал я и прошел в квартиру, попросив девушку (ее звали Алина) сварить нам кофе. Она пошла на кухню.

– Что вы делаете? – зловеще прошептал побледневший Непрятвин.

– Что такое? – изумился я, удивляясь его неадекватной реакции.

– Вы не понимаете, что происходит? – спросил Непрятвин, косясь на дверь, где Алина готовила кофе, неслышно ступая стройными ногами, в простом, но элегантном платье.

– Не понимаю, – сознался я.

– Все подстроено! Маркушев подстроил так, чтобы я явился именно в этот день и в этот час и убил эту девушку! Наверное, он по какой-то причине, пока мне неизвестной, хочет от нее избавиться и заранее избрал меня своим орудием! Я не поддамся, но вы смотрите за мной внимательно, иначе здесь произойдет убийство!

Мурашки ужаса прошлись по моему телу! Я вдруг понял, что имею дело с ненормальным человеком! Но отступать было некуда, да и не в моих это правилах! Я предложил ему уйти, но Непрятвин сказал, что это еще опаснее, он убежит от меня, вернется сюда один, и произойдет непоправимое. Нет уж, лучше дождаться Маркушева в моем присутствии!

Алина принесла кофе и стала разливать в красивые фарфоровые чашки. Я был весь в напряжении и следил, чтобы под рукой Непрятвина не оказалось ничего, что могло бы стать орудием убийства. Но он и сам боялся этого, он сидел в кресле, крепко вцепив руки в подлокотники, и даже не пил сперва кофе, ссылаясь, что он слишком горяч, а когда взял чашку, то вынужден был ее поставить сразу же на место, поскольку рука его дрожала.

Алина временно отлучилась на кухню, изящно унося свое стройное юное тело, а Непрятвин, побледнев, шепнул мне: Вот оно! Вот оно!

– Что? – спросил я, побледнев не меньше, чем он, хотя держал себя в руках.

– Она мне нравится! Маркушев все рассчитал, все! Она мне нравится! Я ее люблю!

Я попытался перевести это в шутку: