Девушка молча кивнула, подошла к двери, внимательно ее осмотрела, а затем осторожно потянула ручку на себя.

— Закрыто!

— Открой!

Два шага назад, вскинутый ствол автомата, и две длинные очереди в деревянную дверь. Мощный глушитель съел грохот выстрелов, оставив лишь глухое: «папа-па…»

— Не получается!

— Что не получается?

— Пули отскакивают!

Оружейник крякнул.

Гончар взбежал на веранду и внимательно осмотрел дверь. Две очереди не оставили на дереве ни одного следа, ни одного подтверждения того, что Проказа стреляла.

А вот старик смотреть на чудо не пошел. Он как-то странно поглядел на Гончара, Проказу, затем очень внимательно на Волкова, но ничего не сказал. Лишь вытащил из кармана Серафима и тихонько подтолкнул его к мельнице.

— Что происходит, черт побери? — пробормотал Гончар, разглядывая сплющенные пули.

— Мельница — труд всей его жизни, — тихо произнесла Проказа. — Его мечта.

— Ну и что?

Гениальные механики и великие изобретатели, художники и скульпторы, творцы невероятных, изменяющих мир вещей, рано или поздно умирают… но продолжают жить в своих работах, в своих созданиях. Их идеи, их мысли, частички душ заключены в их произведениях. А души вечны. Души — часть Вселенной. А потому работы действительно гениальные способны победить даже время. Время! Чего уж говорить о жалких попытках смертных уничтожить их?

Стоят пирамиды, шуршат страницы «Илиады», задумчиво глядит пережившая не одну войну Венера Милосская. И несмотря на то, что весь мир увешан изображениями улыбающихся женщин, люди едут в Париж, любоваться на Джоконду.

Так было и так будет.

— Огонь! — приказал Шипилов.

Момент атаки был выбран крайне удачно. Или крайне неудачно. Как говорится, с какой стороны смотреть.

Искусники, обескураженные невозможностью проникнуть в мельницу, собрались на переговоры в нескольких шагах от веранды, стволы автоматов опущены, взгляды устремлены на Гончара. Неудача заставила позабыть об опасности, а потому шквал свинца, что обрушили на них люди Шипилова, стал полной неожиданностью.

Однако…

Однако выполнить поставленную Андреем задачу стрелки, несмотря на весь свой профессионализм, не сумели.

Гончара спас Оружейник. Опередил летящие пули на долю секунды, бросился вперед, оттолкнул лидера к мельнице, а сам принял предназначенный тому свинец, упал, скорчился, размазывая по бетону быстро вытекающую кровь.

Успела среагировать и Проказа. Не на звуки выстрелов — на движение старика. И машинально приняла единственно правильное решение: завалилась набок, одновременно открыв огонь из автомата. По кому? Какая разница по кому? В такие моменты остается лишь надеяться, что твои пули полетят в правильном направлении, если не ранят, не убьют, то хотя бы заставят противника пригнуть голову, не позволят продолжить прицельную стрельбу. Дадут шанс перекатиться, уйти из зоны поражения, спастись.

У Проказы получилось только одно — спастись. Ее пули полетели слишком низко, не причинив вреда стрелявшим из вентиляционных решеток бойцам, и распластавшаяся на полу девушка оставалась для них прекрасной мишенью, но…

От второй волны свинца искусников спас Гончар. Выкрикнул хриплый приказ, и то смутное беспокойство, та дрожь, что почувствовал перед началом боя Шипилов, превратились в чудовищную смесь самых отвратительных ощущений. Гнилой коктейль из липкого страха и полной безнадежности наполнил души людей. Опустились руки, застучали зубы, заныло в животах. Захотелось бросить оружие и бежать. Как можно быстрее. Как можно дальше. Укрыться.

И заплакать…

Вскочивший на ноги Гончар кричал, потрясал кулаками, выплевывал ругательства, но ни стрелки, ни ворвавшиеся через дверь бойцы его не атаковали. Они вообще никого не атаковали.

Они умирали.

— Я останусь здесь, — угрюмо произнес Оружейник.

— Вижу, — вздохнул Гончар, присаживаясь на корточки перед раненым стариком. — Прости меня.

Старик хмыкнул, но не ответил. Молча погладил по голове скулящего Серафима.

— Больно?

— Терпимо.

— Помочь? — Гончар выразительно указал на автомат.

— Не надо… — Оружейник тяжело вздохнул. — Лучше уходи поскорее, а? Оставь меня одного.

— Так действительно будет лучше?

— Да. Я жил один и умереть хочу один. Так будет лучше.

— Как знаешь. — Гончар помолчал. — Прощай, друг.

— Прощай.

Подошедшая Проказа на Оружейника даже не взглянула. Бледная, растрепанная, слегка пошатывающаяся, она, казалось, тоже пострадала в перестрелке. Но это только казалось.

— Волков мертв.

Она не уточнила, что две пули, пробившие грудь Федора, вылетели из ее автомата. Машинально выпущенная очередь не нанесла урона нападавшим, зато оставила искусников без Собирателя Тайн.

— Плохо.

— Пойдем отсюда. Мне… — Проказа судорожно сглотнула. — Мне плохо.

— Знаю, — отрезал Гончар и твердым шагом направился к лестнице.

Твердым, уверенным шагом, несмотря на то, что его замысел полностью провалился.

Если Механикус действительно спрятал Золотую Бабу в мельнице, то добраться до нее невозможно, а ждать, когда бог машин придет за ней, — бессмысленно.

Полковника Шипилова нашли через два часа.

В комнате, примыкающей к мельничному подвалу. Рядом с тремя мертвыми бойцами — резервной группой, которая так и не вступила в бой.

Поскольку мельница осталась целой, было решено считать, что полковник Шипилов и его подчиненные боевую задачу выполнили.

* * *

— Останови!

— Зачем?

— Останови немедленно!

Гончар прижался к обочине. Проказа распахнула дверцу, и ее сразу же стошнило на тротуар. Прохожие шарахнулись в сторону, кто-то пробормотал ругательство в адрес «пьяной шлюхи», но Проказе было все равно. Она тщательно откашлялась, не обращая ни на кого внимания, захлопнула дверцу и, когда Гончар вновь вырулил в автомобильный поток, безжизненным голосом произнесла:

— Ты не говорил, что позовешь Трех Палачей.

Общение с призраками — непростая задача для человека. Чистая, лишенная материального тела энергия безжалостно давит на все живое. Проказа слишком долго находилась в непосредственной близости от тварей, и теперь, несмотря на силу, ее безжалостно крутило.