Номса прервалась, я неотрывно смотрела на нее. По лицу девушки ползли слезы, она нетерпеливо смахнула их и продолжила читать:

Когда Номса замолчала, я тоже заплакала. Все это время я ошибалась. Все мое вранье с целью удержать Бьюти было впустую – Номса не собиралась увозить ее.

– И когда она не пришла, ты решила, что она больше тебя не любит?

Номса всхлипнула. Говорить она не могла, просто кивнула.

– Прости меня, Номса. Она пришла бы тогда в парк, если бы не я. Если бы я отдала ей письмо, ее ничто бы не остановило. Ничто. Я во всем виновата.

Номса подняла на меня мокрые глаза, и я увидела, что она заблудилась, запуталась, что ей нужен якорь, за который она смогла бы уцепиться, – ее мать. Было очевидно, что ее так и раздирает изнутри, и, сколько ни пытается, найти решение она не в силах.

– Ты правда так думаешь? – спросила Номса. – Что она пришла бы?

– Да, я точно знаю!

Я быстро достала из ранца дневник Бьюти. Я предполагала, что Бьюти записывала, как ищет Номсу, рассказывала, как любит дочь, что никогда не отступится от нее. И я помнила, что Бьюти написала в своем письме ко мне. Что она знает свою дочь достаточно хорошо и понимает: Номса наверняка мучается, хорошо ли она поступает, правое ли ее дело.

– Вот.

– Что это?

– Дневник твоей мамы. Там все, что тебе надо знать. Все, чего хотела Бьюти, – это найти тебя.

Номса смотрела на дневник, словно боялась открыть его. Наверное, ей казалось, что покуда не знаешь содержания, еще можно верить, что дневник подтвердит все, в чем ты так отчаянно нуждаешься. Или думала, что дневник лишь сделает больнее. Потом пролистала страницы.

– Много написано.

– Да. Дневник ты можешь почитать позже. Сейчас нам надо ехать.

– Куда?

– В больницу. Неужели не понимаешь? Еще не поздно.

– В каком смысле?

– Ты хотела поговорить с матерью до отъезда, и ты еще не уехала. Если… если Бьюти еще жива… если она очнулась… тогда ничего не поздно. Ты увидишь ее, поговоришь с ней, спросишь совета, и она скажет тебе, как правильно поступить…

Я умолкла. Мои слова не произвели на нее никакого впечатления. У Номсы был все тот же печальный вид поверженного человека.

– Что?

– Слишком поздно.

– Нет, нет. Не поздно. Она жива, я знаю, что жива, и…

– Я вышла замуж за Лихорадку.

– Что?

– Не встретившись с матерью, я решила, что она отвернулась от меня. А Лихорадка был рядом. И заботился обо мне. В день марша он спас меня от полиции, спрятал в надежном месте. Обеспечил лечение, а потом вытащил Фумлу из тюрьмы. Он единственный оставался со мной все это время, и… – Ее голос сорвался.

– Но… но… Лихорадка плохой человек. Он заставил Фумлу соврать, из-за него она не сказала твоей матери, где ты. И он завязал Бьюти глаза и увез ее куда-то, но не к тебе.

– Он хотел защитить меня. Говорил, что мать своими поисками создает проблемы, что ее расспросы привлекут внимание охранки. Говорил, что если я встречусь с ней, то попросту приведу полицию прямо к нашей двери.

– Но если ты считала, что видеться с ней опасно… почему… почему тогда ты все же пришла в парк?

– Я была в отчаянии и рискнула, потому что некоторые вещи заставили меня засомневаться в правильности того, что мы делаем. Лихорадка заставил меня… – Номса осеклась, нетерпеливо тряхнула головой и продолжила: – Я делала страшные вещи и начала спрашивать себя, правильно ли все это. Лихорадка говорил, что правильно и что мы вынуждены так поступать, но я сомневалась. И хотела увидеть маму, потому что она точно сказала бы мне правду.

Да, Бьюти всегда говорила правду.

– Лихорадка знал, что ты в тот день пошла увидеться с Бьюти?

Номса покачала головой.

– Так вот кого ты боялась. Не полиции, а Лихорадки. Он тебя бьет.

Номса помотала головой, но спорить не стала.

– Мне пора возвращаться, – сказала она. – Если он заметил, что я ушла…

– Нет! – Я схватила ее за руку. – Нет. Нам надо в больницу, пока он не пришел в себя.

– Нет, я не могу.

– Номса, это знак, разве ты не видишь?

– Какой знак?

– Ты еще не уехала. А должна была сегодня быть в этой Москве. Я спрятала письмо, но Бьюти все равно его нашла. Все это произошло, чтобы задержать тебя, чтобы ты успела увидеть Бьюти. И я нашла тебя именно сегодня. А ведь если бы я приехала завтра, то тебя не застала бы. Это судьба так решила – чтобы я нашла тебя сегодня. Понимаешь? И судьба велит тебе повидаться с Бьюти. Прошу тебя, Номса. Поехали.

Номса не шевелилась. Просто сидела и смотрела на меня с непроницаемым лицом.

Думай, Робин. Думай. Ты должна достучаться до нее.

Я расстегнула цепочку и протянула ей. Подвеска со святым Христофором, которую подарили Бьюти за смелость и отвагу, привела ее ко мне; украшение провело меня через испытание моей болезнью. Я надеялась, что оно придаст силы и Номсе.

– Это принадлежит Бьюти. Она хотела бы, чтобы это оказалось у тебя. Номса, прошу тебя, не дай ей умереть, не повидав тебя. Пожалуйста.

Номса взяла цепочку и уставилась на серебряную подвеску.

– Я…

Чей-то крик прорезал ночь. Мы разом вскинули головы. Лихорадка стоял всего в сотне метров от нас, прямо перед домом. Он чем-то размахивал, выкрикивая гневные тирады на коса.

– Надо было спрятать. – Номса напряглась рядом со мной.

– Спрятать что? – Но я и сама уже увидела.

В руках у Лихорадки было ружье, и он навел ствол на нас. На ногах он стоял некрепко, но все пытался найти точку опоры.

– О господи. Он нас убьет, он…

И только я это осознала, как из дула вырвалась вспышка огня и рядом раздался сильный хлопок. Лихорадка пошатнулся и тяжело отступил назад, но тут же обрел равновесие. Расставив ноги, он снова прицелился.

– Номса! Давай… – Заканчивать фразу мне не пришлось. Мотор взревел: Номса повернула ключ в зажигании.