Маленький азиат прикреплял под столешницу миниатюрные микрофоны: запись разговора между вампиршами должна была стать дополнительной уликой, которые по окончании операции Гончие обязаны предоставить старейшинам вместе с отчетом о проделанной работе. Вацлав очень рассчитывал на помощь Фабиолы. Именно испанка должна спровоцировать убийцу выдать себя и добиться от нее признания. Ради этого и был затеян весь план Гончих. Только признание убийцы при многих свидетелях могло оправдать «самодеятельность» Гончих перед старейшинами.

Когда микрофоны были установлены, Вацлав скомандовал:

— По местам и ждать!

Мы прошли в соседнюю комнату. К счастью, здесь было полно старой мебели — диваны, книжный шкаф, кресла, тумбочка, напольная лампа с большим абажуром. У стены стоял старый рояль. Все это, в сочетании с непроглядным мраком, создавало идеальные условия для засады. Ирвинг выкрутил лампочки в люстре и в лампе, так что темнота нам была обеспечена. С Вацлавом мы договорились так: до начала встречи я нахожусь в комнате рядом с Гончими. А когда вампирши соберутся, я, как и в прошлый раз, займу место наблюдателя за портьерой. Я бы и сразу там спряталась, да Вацлав категорически отмел эту идею, заявив, что направляющиеся в зал вампирши меня легко обнаружат. Хотя я и так сделала все возможное, чтобы стать невидимкой. На мне были сапоги на плоской подошве, узкие черные джинсы, свитер под горло и облегающая черная куртка. Фабиола одолжила мне пару своих перчаток. И, по ее примеру, я заплела волосы в две тугие косы и надела вязаную шапочку. Теперь я полностью сливалась с темнотой, и стук каблуков не выдал бы моего присутствия здесь.

Стянув с дивана пыльный плед, Вацлав кинул его на пол у кресла и поманил меня к себе. Мы сели на плед, прислонившись спиной к стене, плечом — друг к другу. Я чувствовала, как напряжен Вацлав, несмотря на то что до начала встречи оставалось еще два часа. Остальные Гончие заняли места по углам, целиком слившись с обстановкой. Если бы я не знала наверняка, что справа от нас у дивана застыл Ирвинг, а слева, под роялем, затаился Шон, я бы никогда не поняла, что в комнате есть кто-то живой.

Потянулись минуты ожидания. Я жалела, что еще не успела овладеть телепатией, чтобы общаться с Вацлавом мысленно. Сколько всего можно было бы рассказать друг другу за эти два часа! Отвлечься болтовней, лишь бы не думать о том, что совсем скоро покой брошенного замка могут нарушить выстрелы и шальная пуля может настигнуть одного из нас. Даже если убийца будет одна и не приведет с собой команду головорезов, чего не исключал Вацлав, в любом случае у нее будет оружие. И, поняв, что ее приперли к стенке, она от отчаяния может натворить глупостей.

Стянув перчатку, я накрыла ладонью руку Вацлава, собираясь сплести наши пальцы вместе, но обожглась о холод металла. В руке, лежавшей на колене, он держал пистолет. Я неловко убрала руку, понимая, что Гончий сосредоточен на деле и ему сейчас не до нежностей. В следующую секунду Вацлав быстрым движением переложил пистолет в другую руку, а освободившейся обнял меня и прижался губами к локону на моем виске. У меня перехватило дыхание от его невысказанных слов. Слова были излишни. Я чувствовала, что его сердце бьется одновременно с моим. Ощущала тепло его объятий. Впитывала трепет его губ. Разделяла его тревогу и его надежду. Что это, если не любовь? В тот миг я вдруг отчетливо поняла: если нам суждено пережить эту ночь, мы будем вместе. На века.

Нас обступала темнота, мы были одни на целую вселенную вокруг, и ничто на свете не имело значения, кроме прерывистого дыхания Вацлава на моей коже и его руки на моем плече. Я могла бы просидеть так сотню лет. И каждое мгновение из них было бы наполнено острым, бьющим через край, ослепительным счастьем.

Но у нас были только два часа, которые пронеслись одной секундой. А потом Вацлав насторожился, его рука до боли стиснула мое плечо, и он отодвинулся. Мой слух, обострившийся до максимально возможной отметки, различил голоса в парке. Это были Оливия и Эрика. А Вацлав, должно быть, заметил первых гостий еще раньше — когда у ворот замка остановились машины.

Началось. Я так мечтала, чтобы Вацлав на долю секунды поцеловал меня, вселил в меня уверенность, придал мне сил. Но моему мужчине уже было не до романтики. Он приготовился к схватке. Он желал вычислить преступника и остановить его прежде, чем тот навредит другим. Я осторожно, стараясь ничем не выдать своего присутствия, откинулась к стене и сомкнула веки, слушая приближение вампирш.

Быстрые шаги и дробный стук каблуков по каменной лестнице. Скрип парадной двери, которую не открывали с прошлой ночной встречи. Тихий стон половиц. Глухой удар о мебель, болезненный всхлип и звякнувшее стекло — Эрика в темноте налетела на острый угол и потеряла очки. Едва уловимый шелест — это сквозняк-озорник подхватил концы легкого шелкового шарфа, и они хлестнули по воздуху. Шепот, взволнованное дыхание, усиливающийся с каждым мгновением цветочный с ноткой пряностей аромат и резкая отдушка с морским запахом. Оливия пользуется духами Miracle от Ланком, а Эрика — каким-то дешевым дезодорантом.

Я приоткрыла глаза за секунду до того, как вампирши переступили порог комнаты, в которой мы затаились, и задержала дыхание, чтобы ничем себя не обнаружить.

Оливия была в черном кашемировом пальто до колена, с повязанным поверх шелковым голубым шарфом. Голубой цвет шел брюнетке Оливии и, видимо, был одним из основных в ее гардеробе. На фотографиях в Интернете она часто была изображена в нарядах голубых и синих оттенков. Я вспомнила голубую ленту, которая была в волосах писательницы в прошлый раз. На этот раз Оливия закрепила волосы заколкой-крабом, выпустив на высокий лоб длинную челку.

В списке Жана Оливия значилась как воплощение Слезы Предсказания. Писательница привлекла внимание прессы еще тогда, когда отказалась лететь в Америку на презентацию своей книги. Самолет потерпел крушение, а Оливия в последовавших за этим интервью призналась, что видела во сне авиакатастрофу. Вот и недавно пророческий сон спас ее от смерти, которую неведомый пока нам убийца планировал обставить как несчастный случай. Впрочем, не стоило вычеркивать Оливию из списка подозреваемых: она и сама могла инсценировать покушение, чтобы отвести от себя подозрения. В таком случае успех нашей операции висел на волоске — кто бы мог поручиться, что писательница не предугадает ловушку, которую мы ей готовим?

Ученая Эрика держала в руках очки с разбитым стеклышком и неуверенно переступала с ноги на ногу, подслеповато щурясь. Кто меньше всего подходил на роль убийцы, так это она. Невысокая, склонная к полноте и сутулая, она по-прежнему выглядела синим чулком, особенно на фоне элегантной писательницы. Какая-то бесформенная куртка, широкие брюки, ботинки на плоской подошве, тяжесть которых выдают скрипящие под поступью Эрики половицы… Нет, я, конечно, понимаю, нужда заставит и Sela носить, но уж вампиры-то в средствах не нуждаются, могла бы и побаловать себя приличными обновками. Волосы блеклого русого оттенка Эрика собрала в низкий узел, что делало молодую женщину похожей на престарелую английскую гувернантку. Если бы не выдающееся открытие Эрики в области фармакологии и не ее беспримерная честность, когда она не пожелала утаивать вакцину от гриппа, даже в обмен на миллионы, которые ей сулили ведущие фармакологические компании, эта невыразительная серая мышь никогда бы не привлекла внимания искушенного в женской красоте Жана Лакруа. Впрочем, и за невиновность Эрики я бы сейчас не поручилась. Сколько фильмов снято про таких вот сумасшедших ученых, оказавшихся маньяками. Что, если Эрике взбрело в голову, что кровь Жана делает ее сестер потенциально опасными для людей и она принялась уничтожать их поодиночке, а под конец запланировала самоубийство? Впрочем, с Эрикой все было очень просто. Патологическая честность ученой, из-за которой Жан выбрал ее воплощением одноименной Слезы, играла нам на руку. У Фабиолы уже был готов прямой вопрос для Эрики, который она задаст при встрече. И если Эрика — убийца, она не сможет солгать и признается во всем.