— Я придерживаюсь такого же мнения, как и Вилиор Гаврилович, — поддержал его Богданов.

— Хм-м, — неопределенно молвил Иванов, после чего в комнате на несколько минут воцарилось молчание. Личный представитель Андропова явно не спешил с выводами.

Подытоживая беседу, Борис Семенович сказал резиденту:

— По информации, изложенной Виктором Андреевичем, и по сути ваших замечаний срочно подготовьте телеграмму в Центр на имя Андропова. Напомните в ней, что говорил Сарвари Леониду Павловичу в начале мая. Я подпишу.

Спустя десять дней от «Махмуда» поступила информация об углублении раскола в халькистской верхушке. Теперь, как сообщал источник, окончательно сформировалась антиами-новская группа в следующем составе: начальник АГСА Сарва-ри, министр обороны Ватанджар, министр связи Гулябзой, министр внутренних дел Маздурьяр. Они демонстративно отказались от сотрудничества с Амином и по всем вопросам стали обращаться лично к Тараки. Более того, Хафизулла Амин начал всячески избегать любых встреч с Ватанджаром. Как-то глава партии и государства, не увидев Амина на заседании Революционного совета, позвонил ему:

— Товарищ Амин, вы уже в который раз не присутствуете на Ревсовете и на других важных заседаниях. В чем причина?

— Ватанджар сказал, что как только встретит меня где-либо, он сразу меня убьет, — обиженным тоном объяснил Амин.

— Ну что же, Ватанджар человек серьезный. Если он что-то обещал, то обязательно это сделает, — с улыбкой глядя на членов Ревсовета, ответил Тараки.

— Но в такой обстановке я не могу исполнять свои обязанности, — продолжал Амин.

— Хорошо, давайте спокойно обсудим ситуацию с глазу на глаз, — перешел на серьезный тон Тараки.

В Центр пошла еще одна телеграмма по этому поводу за подписью Иванова, Богданова и Осадчего.

В отличие от Богданова и Осадчего, которым начальство только в исключительных случаях разрешало отлучаться из Кабула, генерал Иванов довольно часто отправлялся в Москву. И не только туда. В июне Б.С. был включен в состав официальной советской делегации на встрече с американским президентом Д. Картером в Вене. Там планировалось подписать важный договор по ограничению стратегических вооружений (ОСВ-2).

Советская делегация отправилась в столицу Австрии поездом и в очень представительном составе: кроме Брежнева в ней были еще три члена политбюро (Громыко, Устинов и Черненко). Комитет госбезопасности негласно представлял Борис Семенович Иванов, значившийся в списках делегации экспертом МИД в ранге советника.

Б.С. присутствовал практически на всех этапах переговоров, продолжавшихся несколько дней и закончившихся подписанием договора. Он с огорчением и тревогой отмечал, как сильно в последнее время сдал Леонид Ильич, который без «суфлеров» был уже неспособен вести даже элементарный диалог с американским президентом.

Впрочем, подобные «мелочи», кажется, не очень волновали остальных членов советской делегации. Нужды в каких-то серьезных дискуссиях с американцами не было, текст договора заранее согласовали, оставалось только скрепить его подписями высоких сторон, выпить по этому поводу по бокалу шампанского и разъехаться по домам. Заминка возникла только раз, когда на встрече в советском посольстве Картер, который обычно старался не выходить за рамки стандартных тем и явно щадил неспособного к серьезному разговору советского вождя, вдруг затронул важный и щекотливый вопрос.

— Хорошо, — сказал он, — чтобы разрядка, которая сейчас происходит в Европе, затронула и другие регионы, где между США и СССР существуют разногласия. В некоторых из этих регионов мы имеем свои жизненно важные интересы, и Советский Союз должен признать это, — Картер сделал паузу, явно готовясь далее сказать нечто очень значительное. Дееспособные члены советской делегации напряглись. — Один из таких жизненно важных для нас регионов — это государства Персидского залива и Аравийского полуострова. Мы призываем вас проявить здесь сдержанность, чтобы не нарушать сложившийся баланс и интересы нашей национальной безопасности. Есть много проблем в Иране и Афганистане, но Соединенные Штаты не вмешиваются во внутренние дела этих стран. Мы надеемся, что Советский Союз будет делать то же самое.

Закончив, американский президент выжидательно посмотрел на Брежнева, но Леонид Ильич молчал. Никакого заранее подготовленного ответа у него на сей счет не было. Он с надеждой повернулся к Громыко — «мол, выручай, Андрей Ан-дреич», — однако, и министр иностранных дел хранил ледяное молчание. То, что сказал Картер, очень напоминало предложение о разделе сфер влияния, а такие вопросы экспромтом не решались.

Чтобы как-то выйти из положения, генеральный секретарь произнес давно заученную фразу о том, что Советский Союз никогда не вмешивался во внутренние дела Афганистана и ждет того же от США. На этом разговор и закончился.

Позже помощник президента по национальной безопасности, столь же умный, сколь и циничный, З. Бжезинский в своих мемуарах напишет, что в Вене им не удалось втянуть русских в подробное обсуждение геополитических озабоченностей США. Скорее всего, именно с подачи Бжезинского американский президент затронул тему о разделе сфер влияния. Последний раз эту тему руководители СССР и США обсуждали в Ялте сразу после окончания Второй мировой войны.

Однако, вернувшись в Москву, наши руководители, включая Б.С. Иванова, в очень узком кругу подвергли анализу слова Картера. Устинов и Андропов склонялись к тому, что американцы предложили следующий торг: регион Персидского залива и Аравийского полуострова отходит к ним, а Советский Союз получает Иран и Афганистан. Устинов считал, что следует без промедления согласиться с таким вариантом, но его пыл охладил Громыко: «В Вене Картер вовсе не говорил о разделе сфер влияния, а всего лишь призвал проявлять взаимную сдержанность в том, что касается Афганистана и Ирана, — это раз. И согласиться с тем, что государства Персидского залива входят в сферу геополитических интересов Соединенных Штатов, — это два». Андропов тоже не был сторонником переговоров с американцами по этому поводу, считая, что Афганистан и так находится в орбите Москвы, а Иран пока потерян как для Штатов, так и для СССР.

После долгих обсуждений решение было принято такое: озвученное Картером предложение проигнорировать, при этом продолжать внимательно отслеживать ситуацию на Среднем Востоке. Нарастающая активность американцев в Пакистане, и в особенности их очевидная поддержка афганских контрреволюционеров, — вот что было бесспорным и по-настоящему беспокоило Москву.

29 июня члены советского политбюро рассмотрели очередную записку за подписью все той же четверки (Громыко, Андропов, Устинов, Пономарев) и согласились с тем, что обстановка в Афганистане продолжает осложняться. Формулировки этого документа отражали нараставшее беспокойство в советских ведомствах.

Так, говоря о причинах ухудшения ситуации, члены политбюро прямо указывали, что Тараки и Амин, сосредоточившие в своих руках всю полноту власти, нередко допускают ошибки и нарушения законности, в стране отсутствует широкая поддержка новой власти, не созданы местные органы самоуправления, а «рекомендации наших советников по этим вопросам афганскими руководителями практически не реализуются». Далее в записке указывалось, что предпринимаемые правительством ДРА меры по стабилизации обстановки оказываются малоэффективными, а контрреволюция сосредоточивает свои усилия на разложении афганской армии. «При этом используются разнообразные средства: религиозный фанатизм, подкупы и угрозы. Применяются методы индивидуальной обработки офицеров для склонения их к измене. Такие действия реакции приобретают широкие масштабы и могут привести к опасным для революции последствиям».