— Герцог Ричард — один из сыновей Йорка, — напомнила я, нервно покусывая губу. — Он видел три солнца, горевших в небе, когда все три брата вместе скакали на битву и одержали победу. Зря ты думаешь, что Ричард так легко откажется от возможности править Англией. Зря считаешь, что он добровольно передаст всю власть в руки какого-то мальчишки.

— Мне как раз кажется, что Ричард будет править Англией от имени твоего сына, подчинив его себе, если, разумеется, тебя не будет рядом и ты этому не помешаешь, — резко заявил Лайонел. — Ричард посадит Эдуарда на трон, но будет использовать его как свою марионетку, превратившись во второго Уорика, во второго «делателя королей». Ему самому вовсе не нужен трон — он хочет быть регентом и лордом-протектором. Регентом он, впрочем, назовет себя сам. И, как я уже говорил, станет править страной от имени твоего сына.

— Нет. Эдуард будет королем с той самой минуты, как его коронуют, — возразила я. — И мы еще посмотрим, кого он тогда будет слушать.

— Но Ричард может отказаться сложить с себя полномочия регента до совершеннолетия Эдуарда. То есть пока мальчику не исполнится двадцать один год, а значит, он сможет управлять королевством по крайней мере в течение ближайших восьми лет. Нет, сестра, нам надо выйти отсюда, предстать перед Тайным советом и защитить свои интересы.

— Была бы уверенность, что моему сыну ничто не грозит!

— Видишь ли, если бы Ричард хотел его убить, он бы сделал это еще в Стоуни-Стрэтфорде, когда арестовал Энтони, — спокойно возразил Лайонел. — Там ведь не было никого, кто мог бы защитить мальчика. Как не было и свидетелей, кроме Бекингема. Но ведь Ричард этого не сделал, верно? Напротив, он по всем правилам преклонил перед Эдуардом колено, принес ему клятву верности и с должными почестями сопроводил в Лондон. Это мы подняли волну недоверия к нему. Прости, сестра, но это сделала ты. Я никогда в жизни с тобой не спорил, ты и сама это прекрасно знаешь, но сейчас вынужден сказать, что ты ошибаешься.

— О, тебе-то легко рассуждать! — раздраженно бросила я. — А у меня семеро детей, которых нужно защитить, и королевство, которым нужно править.

— Ну так и правь им, — отозвался Лайонел. — Вернись в королевские покои, прими участие в коронации сына, займи свой трон и командуй всеми, в том числе и герцогом Глостером, который, между прочим, приходится тебе деверем и назначен опекуном твоего сына.

Я долго размышляла над словами брата. Возможно, он был прав и мне следовало самой участвовать в подготовке к коронации, завоевывая новому королю сторонников, привлекая их обещаниями о всевозможных милостях и почестях. Если бы я незамедлительно покинула убежище вместе со своими прекрасными детьми, то могла бы вновь создать собственный двор и править Англией от имени своего сына. Да, мне следовало предъявить свои законные права, а не прятаться в страхе перед узурпатором. И я думала, что могу это сделать. И мне вовсе не нужно развязывать войну с целью вернуть себе трон. Я и так могу сесть на него как правящая королева. Как королева, любимая народом. Это мой народ, и я легко могу вновь завоевать поистине всенародную любовь. Пожалуй, мне действительно стоит покинуть убежище, вновь выйти на солнечный свет и занять свое законное место…

Кто-то тихонько постучал в дверь, и я услышала мужской голос:

— Исповедник для вдовствующей королевы.

Я приподняла решетку на двери и увидела священника из ордена доминиканцев в надвинутом на голову капюшоне, скрывавшем лицо.

— Мне приказано выслушать вашу исповедь, — сообщил он.

— Войдите, святой отец.

Я открыла дверь. Он переступил порог, совершенно бесшумно ступая своими сандалиями по каменным плитам пола, поклонился и, стоя рядом со мной, подождал, пока я снова запру двери.

— Я прибыл по велению епископа Мортона. — Священник говорил очень тихо. — И если кто-нибудь вас спросит, то я здесь только для того, чтобы вы могли исповедаться. Вы скажете, что пожаловались мне, как впали в грех чрезмерного горя и печали, а я в ответ посоветовал вам не предаваться унынию. Договорились?

— Да, святой отец, — кивнула я.

Тогда он подал мне письмо со словами:

— Я побуду минут десять и уйду. Мне не давали разрешения ожидать вашего ответа.

Священник опустился на табурет, стоявший у дверей, и сидел положенное время. А я подошла к окну и, слушая журчание реки, прочла принесенное письмо. Оно было запечатано, и на печати я увидела характерный «венец Бофоров». Послание от Маргариты Стэнли, моей бывшей фрейлины. Несмотря на то что она по рождению и воспитанию принадлежала к дому Ланкастеров и являлась матерью их наследника,[29]и она сама, и ее муж Томас Стэнли в течение последних одиннадцати лет были неизменно верны нам, Йоркам. Я надеялась, что Маргарита и теперь останется мне верна. Возможно, она даже примет мою сторону в борьбе с герцогом Глостером, ведь именно со мной связаны ее личные интересы: она наверняка рассчитывает, что мой сын Эдуард впоследствии простит ее сыну принадлежность к дому Ланкастеров и позволит ему вернуться домой из бесконечной ссылки в Бретани. Маргарита не раз упоминала при мне о своей любви к сыну и о том, что все на свете отдала бы, лишь бы он снова был рядом. И я обещала, что он вернется. Я решила, что у Маргариты нет никаких причин любить Ричарда, и она, безусловно, полагает, что ее шансы вернуть сына домой будут гораздо выше, если она останется со мной и поддержит мое возвращение во власть.

Впрочем, леди Маргарита не написала ни слова ни о соблюдении конспирации, ни о том, что меня поддерживает. В ее письме было всего несколько строк:

Анна Невилл в Лондон на коронацию не приедет. Ни лошадей, ни сопровождение для этого путешествия она готовить не велела. И не заказывала шить наряды для торжества. Возможно, эти сведения покажутся вам интересными. М. С.

Задумавшись, я так и стояла с запиской в руке. Анна — женщина болезненная, рассуждала я про себя, да и сын ее — мальчик слабенький. Возможно, она просто предпочла остаться дома. С другой стороны, леди Маргарита Стэнли не стала бы утомлять себя такими отнюдь не безопасными хлопотами, желая сообщить мне всего лишь об этом. Значит, она намекает, что Анна Невилл не спешит в Лондон на коронацию моего сына, потому что спешить нет ни малейшей необходимости. То есть от своего мужа Ричарда Анна знает: присутствовать, собственно, будет не на чем. Раз Ричард не приказал своей жене вовремя явиться в Лондон на коронацию нового короля, самое важное событие в жизни страны, то не сделал это потому, что никакой коронации не будет.