- Ногам тесно? - спросила она. - Я могу двинуть столик на себя.

- Ничего-ничего. Мне вполне удобно.

Что я должен сказать? - думал он. Что влюбился в нее с первого же взгляда? А точнее, как только получил письмо.

- Ты раньше так знакомился?

- Никогда. У меня это вызывало большие сомнения.

- А я знакомилась, - весело сообщила она. - Но все кончалось ничем.

Валландер заметил, что она очень прямодушна. Не в пример ему, озабоченному собственным профилем.

- Почему же все кончалось ничем? - спросил он.

- Не тот человек. Не те шутки. Не те взгляды. Иллюзорные надежды. Чванство на пустом месте. Неумение пить. Да все, что угодно, может пойти наперекосяк.

- Небось уже подметила во мне кучу изъянов?

- Выглядишь ты, по крайней мере, симпатично.

- Добродушным полицейским меня редко когда считают. Хотя и злобным, пожалуй, тоже не находят.

В ту же секунду ему пришла на ум газетная фотография. Изобличающая жестокого истадского полицейского, который бьет беззащитных малолеток. Интересно, она видела этот снимок?

Впрочем, за те несколько часов, что они провели за столиком в баре, она об этой фотографии ни разу не упомянула. И Валландер мало-помалу уверился, что она ее не видела; наверно, она из тех, кто крайне редко заглядывает в вечерние газеты. Он сидел со стаканом минеральной воды, мечтая тяпнуть чего-нибудь покрепче. Она пила вино, и оба разговаривали. Эльвира Линдфельдт спросила, каково это - работать в полиции. Валландер постарался ответить как можно правдивее. Но заметил, что нет-нет да и подчеркивает трудности своей работы. Будто ищет сочувствия, причем без всяких на то оснований.

С другой стороны, ее вопросы казались весьма продуманными. Иногда неожиданными. Ему пришлось поднапрячься, чтобы ответы были мало-мальски содержательными.

Рассказала она и кое-что о своей работе. Экспедиционная контора, где она служила, занималась, в частности, перевозками домашнего скарба шведских миссионеров, отправляющихся в широкий мир или возвращающихся на родину. Постепенно он понял, что на ней лежит большая ответственность и что начальник ее, как правило, где-то в отъезде. По всей видимости, она была вполне довольна своей работой.

Время шло быстро. Одиннадцать миновало, когда Валландер вдруг обнаружил, что рассказывает ей о своем неудачном браке с Моной. О том, как слишком поздно уразумел, что происходит. Хотя Мона много раз предупреждала его и сам он много раз обещал, что все изменится. Но однажды все кончилось. Безвозвратно. И общего будущего у них не было. Осталась Линда. И масса путаных, частью мучительных воспоминаний, с которыми он до сих пор до конца не разобрался. Эльвира Линдфельдт слушала внимательно, серьезно и словно бы ободряюще.

- А после? - спросила она, когда он умолк. - Как я понимаю, ты уже много лет в разводе?

- Жизнь подолгу бывала довольно унылой, - ответил он. - Некоторое время я встречался с одной латышкой из Риги, ее звали Байба. Надеялся, что мы будем вместе, и, по-моему, она разделяла мои надежды. Но ничего не вышло.

- Почему?

- Она хотела остаться в Риге. А я хотел, чтобы она переехала сюда. Планы строил. Загородный дом. Собака. Другая жизнь.

- Может, планы были чересчур грандиозные, - задумчиво сказала она. - Приходится расплачиваться.

У Валландера возникло ощущение, что он сказал слишком много. Выдал себя. А может, и Мону, и Байбу. Но женщина, сидевшая чуть наискось от него, внушала большое доверие.

Потом она рассказала о себе. И ее история, в сущности, не очень-то отличалась от его собственной. Два неудачных брака, в каждом по ребенку. Прямо она не говорила, однако Валландер догадывался, что первый муж бил ее, нечасто, но достаточно, чтобы в конце концов стало невыносимо. Второй ее муж был аргентинец. Весьма эмоционально и не без самоиронии она рассказывала, как страсть поначалу вела ее правильным путем, а затем сбила с панталыку.

- Два года назад он исчез, - закончила она свою повесть. - Дал о себе знать из Барселоны, где сидел на мели, без денег. Я ему помогла, чтобы он по крайней мере сумел добраться до Аргентины. И вот уж целый год он молчит. Дочка, понятно, спрашивает.

- Сколько лет твоим детям?

- Александре - девятнадцать, Тобиасу - двадцать один.

В половине двенадцатого они расплатились. Валландер хотел рассчитаться за обоих, но Эльвира не позволила.

- Завтра пятница, - сказал он, когда они вышли на улицу.

- Вообще-то я никогда не бывала в Истаде.

Валландер думал попросить разрешения позвонить ей. Но все изменилось. Он толком не мог разобраться в собственных чувствах, однако ж она вроде как не нашла в нем особых изъянов. Пока что этого более чем достаточно.

- У меня есть машина, - сказала она. - Или могу приехать поездом. Если тебе удобно.

- Вообще-то я занят сложным расследованием. Однако даже полицейским не мешает отдохнуть.

Эльвира Линдфельдт жила в пригороде, в районе, застроенном виллами, в направлении Егерсру. Валландер предложил отвезти ее домой. Но она решила немного пройтись, а потом взять такси.

- Я люблю долгие прогулки и терпеть не могу бегать.

- Я тоже, - поддакнул Валландер. Но о причине, о своем диабете, не заикнулся.

На прощание они пожали друг другу руки.

- Было очень приятно познакомиться, - сказала она.

- Да, - ответил Валландер, - очень приятно.

Он провожал ее взглядом, пока она не исчезла за углом гостиницы. Потом сел в машину и поехал домой, в Истад. По дороге остановился, поискал в бардачке кассету. Нашел записи Юсси Бьёрлинга. И дальше ехал под музыку. Когда миновал съезд на Шернсунд, где обретался на своей ферме Стен Виден, подумал, что зависть, прежде донимавшая его, изрядно ослабела.

В половине первого он припарковался на Мариягатан. Поднялся в квартиру, сел на диван. Давненько на душе не было так радостно, как нынче вечером. Последний раз он испытывал сходные чувства, когда всерьез понял, что Байба отвечает ему взаимностью.

Немного спустя Валландер лег спать и заснул сразу, даже не вспомнив о расследовании.

Впервые отложил его на потом.

Утром в пятницу комиссар прибыл в управление полный неукротимой энергии. И первым делом снял наблюдение с Апельбергсгатан. Но дом на Руннерстрёмсторг оставил по-прежнему под надзором. Потом заглянул в кабинет Мартинссона - никого. Ханссон тоже пока не появился. Зато в коридоре ему встретилась Анн-Бритт. Выглядела она еще более усталой и приунывшей, чем обычно. Надо бы ее приободрить, однако в голову лезли сплошь фальшивые банальности.

- Телефонная книжка, - сказала она. - Ну, которую Соня Хёкберг обычно носила в сумке. Она так и не нашлась.