будете живыми средь мертвых… И будете одни средь мертвых… Тошно… И будете одни в мертвом народе… тошно!.. Матерь тошно!.. маааа… тошно… И не будете знать что вы средь мертвых? И не будете знать что вы средь мертвых?.. Но!.. матерь!.. тошно!.. И!..

…Кто? кто? кто? там стоит у казана гиссарского кипящего с кавкиром-шумовкой?..

Учкун-Мирза?.. Сосед?.. Отец Майны?.. С волосатыми руками чабана высокогорного высокоосененного?..

Кто кто стоит с кавкиром у котла кипящего? кто кто стоит спиною темною глухою как дувал спиною?..

Оя!.. я подбегаю к нему… я хватаю его руками за длинную белую рубаху… я хочу увидеть его лицо но он стоит спиною… но он рыщет вьется ходит вокруг казана… но он вокруг казана вьется вьется не дается… но он стоит спиною… но он рыщет кавкиром в масле горьком черном пережаренном…

Оя! оя… матерь… он чужой!.. как он забрел в наш двор-хавли? оя я плачу… я дитя я чую чую… он не наш… чужой!.. Чужой!.. оя!.. я мальчик малый… я дитя… я тычу в спину темную глухую сонную я тычу тычу злыми злыми кулачонками…

Оя пусть уходит!.. Он чужой!.. не наш… и пахнет едким шумным чадным маслом пережженным… пахнет… выедает… чадом чадом острым острым очи очи очи…

Матерь… Пусть уходит!.. Пусть!.. оя!.. чужой уходит!..

Но!..

Но дым тяжелый тяжкий острый душный наполняет выедает очи… Наполняет сонный бедный кроткий наш хавли наш отчий тихий дворик… Дым тягучий толстый до карагачей притихших медленно восходит сокрывая глухо их восходит сонно сонно сонно… Ай оя, ай матерь тошно тошно… дым в очах моих полощется полощется полощется… заносит малый наш хавли наш кроткий дворик… Матерь тошно!.. я мечусь топчусь в дыму… ищу отца… ищу any… ищу тебя… ой матерь тошно тошно тошно тошно… Ой, в дыму далеком сонном непролазном дверца шаткая дувала сонно хлопает… скрипит… томит… полощется… доносится… Матерь кто уходит? матерь он уходит? он уходит? оя оя оя пусть он уходит!..

Матерь кто он? кто он? кто Он?.. Матерь дым дремуч недвижен чад в очах полощется… Матерь что в белесой едкой мгле томится стонет где-то дверца шаткая дувала? кто уходит? Он уходит? Он уходит? Кто? Он?..

Матерь… я мечусь топчусь в дыму в чаду: да кто он? кто он?.. Кто Он?..

Матерь… я мечусь и вдруг твои твои уста льнут к уху моему… льнут к уху дымом горьким заметенному… льнут родные… льнут прощальные… льнут теплые родимые далекие… веселые… льнут… целуют… шепчут из белесой жгучей мглы: это Ангел Азраил загробный… страж усопших… пастырь стад бездонных сталых стылых молчных… Он пришел за нами… Мы уходим… Омар-джан… сынок… уж дверца бьется… Мы уходим с Ним… и дым уйдет… чтоб не слезились твои очи… сын… сынок… чтоб не слезились твои очи… твои очи…

Шайдилла!.. оя… хоть ты не уходи… останься., я руками роюсь в тьме во мгле… в чаду захожем липком разъяренном облаке… Матерь… ты-то подожди… помедли… Но уходишь!.. Но уходишь! матерь но уходишь…

Шайдилла! чад! тьма! мгла! облако! уносится…

Шайдилла!.. пустынен ясен древний отчий хавли-дворик малый кроткий подметенный добела ее ее ее рукою…

Ее метла легка стоит прислонена к стволу гиссарской тучной груши златозлатозлатоплодовой… И!.. Лишь дверца шаткая дувала тихо плещется колеблется колеблется еще! еще! еще! полощется… полощется… и замирает… забывает… и становится… становится… Лишь слезятся лишь слезятся отдавая пришлый призрак чад слезятся выживая высыхая очи мои очи…

И будете знать что вы среди мертвых! И будете знать что вы среди мертвых!.. да!.. но тошно!..

И слезятся очи…

И точат очи мои ибо близки гробы ибо родят родники пески,

Матерь матерь платок на лике твоем, матерь вышли все

рубежи мои,

Платок на лике твоем, дремучим текучим огнем горят вкруг

озер камыши, тугаи

Вышли все рубежи мои,

Платок на лике твоем, птица низко летит с полей, птица,

с лика платок сорви,

Горят вкруг озер камыши тугаи

Матерь что словеса что глаголы мои?

Матерь что слезы блаженны твои?

Матерь вышли мои рубежи — сто птиц не поднимут

веки мои…

Спадает платок — и очи чисты как нагие озера пустынны чисты

И ты стоишь оя и ты не уходишь и ты стоишь… Би-би-Ситора… Биби-Звезда… и ты стоишь и ты не уходишь и ты стоишь и таишь!.. Но!..

Но я шепчу шепчу зову а тебя уже нет на земле… Но я шепчу на ложе!.. на последнем ложе ложе ложе…

Тогда Биби-Ситора… тогда Биби-Звезда вновь воскресают надо мной твои лучистые душистые очи… твои зрачки горящие бездонные звездные…

Тогда горят зрачки хрустальные алмазные росные рассыпчато лучистые лучистые над ложем…

… Древний китаец Мэн-Цзы ты говоришь: зрачок не может скрыть зла в человеке. Если человек честен — зрачок блестящ. Если нет в нем прямоты — зрачок тускл!..

Да!..

Да!.. И горят зрачки хрустальные алмазные росные рассыпчато над ложем!..

И горят лучистые зрачки Биби-Звезды над ложем… И шепчут колыбельные уста колышутся захожие далекие далекие далекие далекие: когда рассыпаются звезды — в реках пески прибывают… Когда палых звезд множество — пустыни тогда насыпаются… И потому верблюды звездопады любят!.. Шайдилла! о боже!.. матерь… слышу и над предмогильным ложем ложем ложем… И потому верблюды звездопады любят!.. любят любят любят… Боже!.. Шайдилла!.. о боже… матерь… не уходишь?..

Но! но! но в месяце Мурдад но в месяце Мурдад но в месяце плодов червивых палых неподобранных… Но в месяце Мурдад самум-афганец мгла пыль прах восстал взошел возобладал до неба над землею над землею… над кишлачною кибиткой нашей малой кроткой…

Лежала витала ослепляла дерева посевы очи пыль текучая отягченная вселенская… всеобщая…

Тогда оя тогда вы вышли ранним темным утром… тогда оя вы вышли… тогда оя вы вышли из кибитки с хумом глиняным наполненным водою родниковою нетронутой… Тогда оя вы вышли… вы выходите… выходите… выходите… одна одна в самую во тьму в афганец с хумом вод безвинных светлых родниковых… Тогда одна выходите во тьму… во мглу… в пыль неисходную одна выходите оя в афганец с хумом вод нетронутых… И петухи молчат и пыль их заметает горла и заносит муадзинов рты покорные… А вы оя выходите с водою родниковой… А вы оя стволы карагачей китайских древних сонных пыльных пыльных пыльных обмываете водою родниковой…

…И потому верблюды звездопады любят… боже боже боже… как далёко! как далёко!..