Зловещие территории простирались на восток от Собачьих скал, до которых караван должен был добраться через два-три дня. Этот старый гористый участок был невелик, можно пройти севернее или южнее, но Эдмару позарез хотелось посмотреть на каменные скульптуры, изваянные, по преданию, самими Великими Псами.

Вечером, когда разбили лагерь, он устроился в сторонке от остальных, лицом к лимонно-терракотовому закату, куда убегали цепочки следов. Его неподвижная вытянутая тень одиноко лежала на поблекшем в преддверии сумерек волнистом песке.

Зинта издали уловила: с ним творится неладное. Острая пронизывающая боль в обеих руках. Судороги? Или неосторожно схватил какую-нибудь ядовитую тварь вроде того длиннющего червяка, покрытого колючей розоватой щетиной, который несколько дней назад чуть не отправил к Акетису одного из работников?

Направившись к Эдмару, она по дороге едва не наступила на шоншагу, похожую на бледно-серую устрицу. Та успела проворно закопаться в песок – ножек у этих «устриц», что корешков у посаженной в плошку с водой луковицы. Маг не обернулся, а Зинта в нескольких шагах от него остановилась, сдержав удивленный возглас.

Не видела у него раньше этих перчаток, роскошных и в то же время жутковатых… Длиной до локтя, из гладкой зеленой кожи, они были усыпаны мелкими кабошонами – синими, черными, венозно-красными, все это великолепие искрилось и переливалось в лучах вечернего солнца. Не сразу лекарка заметила, что пальцев на перчатках не пять, а почему-то шесть и каждый украшен декоративным когтем, покрытым черным лаком с алмазными блестками.

Эдмару причиняли боль перчатки, но это было какое-то диковинное колдовство, а не телесный недуг, и она тут ничем не могла помочь, даже если бы зачерпнула силы у Тавше.

– Что случилось?!

Он вздрогнул, и странные перчатки исчезли. Через мгновение и боль угасла.

– Как ты вовремя, – с облегчением пробормотал Эдмар.

– Что это было? – настороженно поинтересовалась Зинта, присев рядом с ним на песок.

Предплечья и кисти в порядке, на коже не видно никаких повреждений. Он пошевелил пальцами, одернул рукава и только после этого ответил:

– Мои руки всего-навсего. Согласись, дикое зрелище?

– А магические перчатки куда пропали?

– Зинта, это были не перчатки. Мои собственные руки. Я чересчур задумался, чего в моем положении делать не стоило. Есть вещи, которые сильнее окружающей реальности, и для меня это с недавних пор стало актуальным до безумия, хоть головой о стенку бейся. Хотя откуда в пустыне возьмется стенка?

– То есть ты, говоришь, задумался, и поэтому у тебя руки выглядели как у демона? Может, ты случайно какое-нибудь заклинание мысленно произнес?

– Да ни при чем тут демоны. – На его осунувшемся лице появилась привычная насмешливая улыбка. – Это руки такого же, как люди, существа из плоти и крови, только другой расы, из другого мира. В прошлой жизни я был тем существом. Я слишком многими был и слишком много всякого помню. Из-за этого меня порой буквально тянет в разные стороны, и я становлюсь похож на мозаику, собранную из разнородных кусочков, – ты сама только что наблюдала, как это бывает. Гибрид из двух организмов с разной физиологией, адски больно. Если вдруг увидишь, что я превратился в нечто, с твоей точки зрения похожее на демона, не спеши хватать предмет потяжелее, чтобы меня прибить, а просто поговори со мной. Тогда я, скорее всего, смогу вернуться в свой нынешний облик. Махур-нубу я уже предупредил, ты тоже это запомни.

– И часто с тобой такое происходит?

– Время от времени. Когда-то я был человеком в Сонхи, потом ушел в чужой мир и стал существом иной расы, это тянулось много тысячелетий подряд, пока раса не вымерла. После этого, опять-таки на протяжении множества инкарнаций, я принадлежал к другой расе, которая пришла ей на смену. В моей предыдущей жизни обстоятельства сложились таким образом, что я снова стал человеком.

– Превратился?

– Дело было иначе, но можно сказать и так, – уклончиво протянул Эдмар.

Ага, а вначале никак не хотел соглашаться с тем, что когда-то он был жителем Сонхи! Наконец-то дошло… И Зинта готова была побиться об заклад, что случилось это с ним после купания.

– Значит, ты теперь как будто заколдованный? Наверное, в этом виновата мерзавка ведьма, которая насылала на тебя сны о Лилейном омуте, и не может быть, чтобы с этим ничего нельзя было поделать…

– Зинта, больше так не говори, она не мерзавка и не ведьма, – мягко, но непререкаемо возразил маг.

Лекарка призадумалась, потом хмыкнула: вот, значит, какие дела.

– Омут неплохо прополоскал мне мозги, – продолжил Эдмар после паузы, – но теперь я должен кое-что сам для себя сделать, тогда все будет в порядке. Можно считать, я пока болею, но это не помешает мне при необходимости защитить караван. Когда нужно действовать, это привязывает меня к настоящему моменту, и я чувствую себя лучше. Махур-нуба меня буквально спасает, как бы это ни шокировало вас с Дирвеном. А если рядом никого нет, я начинаю проваливаться в глубь самого себя и уплываю, куда понесет течением.

– Тогда тебе лучше не сидеть тут в одиночестве.

– Иногда хочется побыть одному, – непоследовательно возразил Эдмар.

Бледный, щеки ввалились, под глазами круги. Радужка длинных, чуть прищуренных глаз еще сильнее, чем раньше, отливает болотным и лиловым, словно сияющие грани искусно обработанного амитала.

– Что нужно сделать, чтобы ты поправился?

– Есть кое-какие магические средства… Больше не скажу, даже тебе. Это временное состояние, но пока оно меня мучает, я близок к умопомешательству. Не бойся, буйным не стану. Надеюсь на это, по крайней мере.

– Успокоил, – хмыкнула Зинта.

– Держись подальше от Йесто Тибелдона, – сменил тему Эдмар. – Или от Нохиш-нубы, или как его там на самом деле. Я заметил, что он тебя обхаживает.

– Он хороший человек. Приятный, чистосердечный, улыбчивый – настоящий доброжитель. Не говори о нем дурно.

– Демоны Хаоса… – Маг мученически закатил глаза к небу, окрашенному терракотовыми и лимонными отсветами заката. – Эта женщина меня доконает! Зинта, неужели ты нисколько не чувствуешь, с кем имеешь дело? Впрочем, это, наверное, как отсутствие музыкального слуха. Тогда хотя бы мне поверь и не связывайся с Нохишем.

– Сам-то с кем связался! С извращенцем-зложителем, а хорошего человека оговариваешь.

– Я-то знаю, с кем можно связываться, а с кем не стоит. В Махур-нубе нет фальши. Если вспомнить молонские диспуты на моральные темы, я бы сказал, что влюбленный извращенец в меньшей степени зложитель, чем какой-нибудь предприимчивый лживый субъект с повадками брачного афериста, в глубине души холодный, как давно остывший суп, который в придачу еще и протухать начал.

– А по-моему, оба они зложители, – не сдалась Зинта.