Кстати, с Мариным я виделся даже реже, чем с Шекспиром. Случалось, что он исчезал куда-то на несколько лет. Но в этом случае непременно объявлялся кто-либо из его помощников. Посылки с бумагой, чернилами и перьями доставлялись мне без задержки. А когда наступал момент отправиться в прошлое, кто-то неизменно оказывался рядом со мной. Чаще всего это был тот молчаливый светловолосый юноша, который принес мне первую посылку от Марина. За истекшие годы он превратился во взрослого мужчину.

А вот над Мариным годы были не властны. После двадцати шести лет нашего знакомства он оставался все таким же моложавым и подтянутым, как в тот день, когда я впервые увидел его в баре «Время от времени». Движения его, как прежде, были неторопливы, а взгляд – внимателен и остр.

В самом начале 1616 года по календарю Шекспира Марин неожиданно пришел ко мне домой, и у нас с ним состоялся серьезный разговор. Речь, естественно, шла о близящемся дне смерти Уильяма.

Марин сказал, что превосходно понимает мое нынешнее состояние. Ему и самому не раз приходилось оказываться в подобной ситуации, когда кажется, что именно от тебя зависят жизнь и смерть человека.

– Мне потребовалось время для того, чтобы понять, что это только иллюзия, – Марин как будто с сожалением развел руками. Но одновременно этот его жест напоминал движение фокусника, который хочет показать, что в рукавах у него ничего не спрятано. – Мы не властны над судьбами людей из прошлого. Временная спираль существует помимо нашей воли, и все, что должно случиться в том или ином времени, включая и наше, непременно произойдет. То, что нам известно чужое прошлое, накладывает на нас особую ответственность. Пытаясь изменить прошлое, мы лишь приносим страдания тем, ради кого это делаем. Помните об этом, Вальдемар.

– Последний раз я видел Шекспира в июле 1614-го, – сказал я. – Он передал мне рукопись пьесы «Два знатных родича». И, как мне показалось, его ничуть не обеспокоило то, что я не принес ему очередную пьесу. Он был вполне доволен собой и жизнью. Рассказывал, что прикупил дополнительный пай во вновь отстроенном после пожара «Глобусе». Что последняя его пьеса имеет успех у зрителей и приносит хороший доход… Очень переживал по поводу начавшейся в Олд Стратфорде кампании по огораживанию пахотных земель, которые собираются переводить в выгонные. Боялся, что понесет на этом серьезные убытки…

Я умолк, так и не сказав самого главного.

Но Марину это и не требовалось.

– Вы хотите сказать, что Шекспир вовсе не выглядел старой развалиной, – тихо произнес он. – Он не жаловался на здоровье и не думал о том, что жить ему осталось меньше двух лет. Верно?

– Шекспир скончался от лихорадки, возникшей после веселой пирушки с Беном Джонсоном, – сказал я. – Если отговорить Уильяма идти на нее…

– Тогда 23 апреля 1616 года он свалится с лестницы и свернет себе шею, – намеренно жестко перебил меня Марин. – Или просто ляжет спать и не проснется.

Поднявшись на ноги, Марин обошел кресло, в котором я сидел, и, положив руки на спинку, склонился над моим плечом.

– Уильям Шекспир умер 23 апреля 1616 года, Вальдемар, – произнес он полушепотом. – Это произошло почти шесть веков тому назад. Кем вы себя считаете? Господом богом, способным изменить то, что однажды уже случилось?

Он положил руку мне на плечо, требуя ответа.

– Нет, – едва слышно произнес я.

– Как я уже сказал, попытавшись спасти Шекспира, вы не добьетесь желаемого. Однако при этом вы внесете элемент хаоса в исторический процесс. И к чему это может привести, вам не скажет лучший аналитик Департамента контроля за временем. – Марин слега хлопнул меня по плечу, после чего убрал руку. – Я надеюсь, мы поняли друг друга.

– Я могу в последний раз увидеться с Шекспиром?

Я почувствовал, как Марин у меня за спиной сделал шаг назад.

– Конечно, – произнес он уже своим обычным голосом. – Почему же нет?

Последний раз я видел Уильяма 20 апреля, за три дня до его смерти. Мы не договаривались о встрече, но я знал, что он сейчас находится в своем родном городе.

Стратфорд – городок небольшой, и найти в нем нужного тебе человека не составляет труда. Пройдя по Чепел-стрит до того места, где она пересекалась с Уолкер-стрит, я вышел к углу дома, в котором обитало семейство Шекспира. Напротив, в тени вяза, был кем-то оставлен трехногий табурет, на который я и присел.

День был солнечный и теплый. Над головой у меня, прячась в молодой листве, щебетал дрозд. Где-то вдалеке громко кричали дети, не поделившие что-то между собой.

По улице мимо меня прошла старушка в аккуратном темно-коричневом платье и белом чепце. Увидев незнакомца, она приветливо улыбнулась и наклонила голову. Я привстал с табурета и поклонился в ответ.

Все вокруг был тихо и мирно, словно в кино, перед тем как должен произойти взрыв.

Не могу сказать точно, сколько я просидел на табурете под окнами дома Шекспира, – я не следил за временем. Мне казалось, что я пребываю в некой иной реальности, где не существует понятия времени, где миг, который я зафиксировал взглядом, будет тянуться вечность.

Я понял, что это не так, только когда дверь в доме, напротив которого я сидел, отворилась и по невысокой каменной лестнице быстро сбежал хорошо знакомый мне человек.

– Почему вы не заходите? – приветливо махнув мне рукой, крикнул Шекспир. – Я случайно увидел вас в окно!

Я поднялся с табурета и натужно улыбнулся.

Шекспир подошел ко мне.

– Давненько вас не было видно, – Уильям улыбался, и мне показалось, он был искренне рад меня видеть. – Надеюсь, с вами все в порядке?

– Да, – с трудом выдавил из себя я.

Шекспиру было пятьдесят три года. По меркам его времени, это был уже весьма солидный возраст. Но Уильям вовсе не выглядел больным или измученным жизнью. Смерть, которая должна была забрать его спустя три дня, казалась величайшей несправедливостью.

– Не хотите пройти в дом? – предложил, указав рукой на все еще открытую дверь, Шекспир.

– Нет, – отрицательно качнул головой я. – Я только хотел передать вам…

Быстро сунув руку за полу кафтана, я достал небольшой конверт и протянул его Уильяму.

– Что-то на этот раз очень маленький, – весело улыбнулся Шекспир.

– Вы должны обещать мне, что распечатаете его только 23 апреля, – сказал я. – Не раньше.

Шекспир удивленно вскинул брови.

– Разве я не должен поступить с ним так же, как со всеми предыдущими вашими посланиями?

Вопрос поставил меня в тупик.

– Вы сами поймете, что делать с тем, что находится в конверте, – ответил я после томительной паузы. – Или кто-то другой. Но вы должны обещать…