Сегодня русские часто испытывают чувство горечи и унижения по отношению к Европе. Они ждут признания и уважения. Они заслуживают того, чтобы Европа проводила по отношению к ним самостоятельную политику, а не сверяла ее с американцами. Европа, в свою очередь, для того, чтобы сохранить независимость и избежать внешней зависимости и подчинения, нуждается в сильной России, вернувшей себе традиционный политический статус сверх­ державы и роль структурного элемента в международных отношениях. ее собственный интерес состоит в возможно более тесном партнерстве с Россией, которую она дополняет в технологическом и экономическом плане. То, что сегодня Европа идет по другому пути, не отменяет острой необходимости перейти к необисмарковскому курсу на союз с русскими. Европа должна решительно выйти из западного мира и повернуться лицом к Востоку. Упадок России будет означать и ее собственный упадок.

Часто капитализм называют синонимом кризиса, гово­рят о том, что он подпитывается кризисами, которые сам же и вызывает. Также много говорится о его безграничной спо­собности к адаптации, делающей его неуязвимым. на самом же деле следует различать циклические или конъюнктурные кризисы (говоря о них, мы имеем в виду знаменитые циклы Кондратьева) и системные, структурные кризисы, те, кото­рые имели место между 1870 и 1893 г., во время Великой депрессии 1929 г. или между 1973 и 1982 г., когда структур­ная безработица была постоянным явлением в западных странах. В случае современного кризиса нет сомнения, что мы имеем дело со структурным кризисом, вызванным раз­рывом логической преемственности и динамической непре­рывности системы в целом. Современный кризис гораздо сильнее недавних предыдущих (кризиса фондового рынка 1987 г., американской рецессии 1991 г., азиатского кризиса 1997 г., «взрыва» мыльного пузыря торгов на интернет-биржах 2001 г.) и, несомненно, наиболее тяжелый после кризиса 30­-х годов.

Большинство наблюдателей еще не понимают всей серьезности происходящего. на протяжении многих лет они наслаждались прелестями «американской модели» и благами «счастливой глобализации». Сейчас они видят, как американская модель рушится, а глобализация приводит к обнищанию общества. разыгранный на наших глазах спектакль, когда центробанки США и Европы после 15 сентября 2008 года закачали на фондовые рынки сотни миллиардов долларов и евро, буквально зачаровал их: откуда пришли все эти деньги? Положение усугубляется тем, что никто не знает, что же нужно делать. Молчание на этот счет, исходящее от большинства политиков, носит знаковый характер. Публика спрашивает: был ли этот кризис прогнозируемым или не­ предвиденным? если он был прогнозируемым, то почему ничего не было сделано для его предотвращения? если же он был непредвиденным, не является ли это доказательством того, что уже никто не может контролировать мировую финансовую систему, начавшую свой безумный бег?

На самом деле мы столкнулись с тройным кризисом: кризисом капиталистической системы, кризисом либеральной мондиализации, кризисом американской гегемонии.

Очень часто причину современного кризиса ищут в задолженности американских домохозяйств ипотечной си­ стеме, особенно в сфере недвижимости (так называемых subprimes). При этом забывают объяснить, почему же они столько задолжали. Одной из основных черт «турбокапитализма», соответствующего третьей стадии истории капитализма, является господство глобальных финансовых рынков. Это господство дает огромную власть держателям ка­ питала, особенно акционерам, которые сегодня являются настоящими собственниками АО, разместивших свои акции на биржах. Акционеры, жаждущие получить в минимальные сроки максимальную прибыль от своих инвестиций, урезают зарплаты и переносят производство в страны, где высокая производительность труда сочетается с маленькими заработками трудящихся. В результате там, где растет про­ цент дохода от вложенных инвестиций, начинается дефляция зарплат, сопровождающаяся стагнацией или уменьшением покупательной способности большинства населения и, соответственно, уменьшением спроса.

Современная стратегия капитала состоит в том, чтобы сдерживать рост заработной платы, производя относительную пауперизацию как низших слоев, так и среднего класса, который для поддержания стабильного и относительно высокого уровня жизни вынужден постоянно кредитоваться. Для того чтобы поднять спрос, покупателям, т. е. домохозяйствам, в послевоенный период было предложено занимать в кредит деньги для покрытия своих потребностей. национальные экономики также стимулировались спросом, который искусственно создавался доступным кредитом. По ту сторону Атлантики (в США) эта тенденция заметно усилилась в 1990-­е гг. благодаря открытию все более и более выгодных возможностей кредитования (процент­ ные ставки, близкие к нулю) при полном игнорировании платежеспособности заемщиков. Урезание зарплат, ведущее к снижению покупательного спроса, компенсировалось нарастанием оборотов кредитной машины. Другими слова­ ми, потребление стимулировалось кредитом вместо того, чтобы стимулировать его увеличением покупательной способности. Это было единственной возможностью для портфельных инвесторов найти новые источники рентабельности в условиях неконтролируемых рисков.

Отсюда и происходит умопомрачительная задолженность американских домохозяйств, которые долгие годы потребляли больше, чем зарабатывали (в то время как 17 % населения в настоящее время лишены всякой социальной защиты). Американские домохозяйства сейчас обременены долгами в два раза больше, чем французские, и в три раза больше, чем итальянские. Их сверхзадолженность в настоящее время почти равна чистому валовому внутреннему продукту (ВВП) Соединенных Штатов.

К этому надо добавить и порочную практику взаимозачетов, которая заключалась в том, что финансовые организации переводили кредитные обязательства своих должников в облигации и начинали расплачиваться ими за другие ценные бумаги или торговать ими на финансовых рынках. При этом ставка делалась на то, чтобы максимально поднять цену этих облигаций. Все это привело к созданию рынка кредитов, который правильнее было бы назвать рынком рисков. разрастание данного рынка и спровоцировало со­ временный кризис.

Однако современный кризис является еще и кризисом либеральной мондиализации. Пагубное влияние американского ипотечного кризиса на европейские рынки и есть тот ядовитый плод мондиализации, который долгое время выращивали финансовые колдуны. Он является прямым результатом сорока лет снятия всех ограничений, проводившегося по либеральным рецептам. В конечном счете идеология нерегулируемости и породила американскую сверхзадолженность, как до этого она породила мексиканский (1995), азиатский (1997), российский (1998) и аргентинский (2001) кризисы. С другой стороны, глобализация создала положение, при котором крупные кризисы распространяются в планетарном масштабе, не встречая сопротивления, по выражению Бодрийяра, «вирусным путем». Вот почему американский кризис так быстро затронул европейские рынки, начиная с рынка кредита, подведя и американскую, и европейскую экономики к порогу рецессии, если не депрессии. С этой точки зрения чрезвычайно комично наблюдать тех, кто до сих пор голосил о благодеяниях «невидимой руки» рынка и о ценностях «саморегулирующегося рынка» («только сам рынок должен регулировать рынок», — читали мы в Financial Times), а сейчас обращаются к властям и требуют рекапитализации, если не фактической национализации финансовых компаний. В этом заключается старый принцип либерального лицемерия: приватизация доходов и обобществление убытков. Давно известно, что главный защитник либеральной экономики, США, не брезгует при­ бегать к протекционизму, когда это служит его интересам. Сейчас мы видим, как противники «сильной власти» поворачиваются лицом к государству, оказавшись на пороге банкротства. Фактическая национализация Фанни-Мэйи Фредди Мак, двух американских ипотечных гигантов, является в этом смысле беспрецедентным фактом. если в 1929 г. аме­ риканское правительство сделало ошибку, доверив урегулирование кризиса синдикату банкиров во главе с рокфеллером, в наше время секретарь казначейства Генри Полсон и президент Федеральной резервной системы Бен Бернанке решили национализировать оказавшиеся под угрозой финансовые учреждения. Уникальное решение в американской истории со времен Рональда Рейгана и наиболее радикальное вмешательство со дня создания резервной системы. на этом примере мы видим решительный возврат к принципу реальности. Однако это означает и крушение фундаментального принципа либеральной системы (государство никогда не должно вмешиваться в рыночные механизмы под угрозой уменьшения эффективности системы).