Много месяцев подряд он посещал одну за другой стратегически важные планеты на границах Лиги, отыскивая те, на которых можно было установить форпосты армии Джихада. Эти незащищенные планеты могли привлечь внимание и мыслящих машин, как было с IV Анбус, как потенциальные плацдармы.

Каждая новая планета расширяла точку зрения Вориана на войну в целом и давала основания полагать, что в этой войне победят. Иногда, думая об этом, он пытался понять, каким образом машины с искусственным интеллектом вообще смогли выйти из-под человеческого контроля и каким образом дело дошло до столь критического положения.

В детстве и ранней юности он восхищался высокопроизводительной промышленностью и развитыми городами, созданными Омниусом, а также монументами, воздвигнутыми в честь свершений титанов. Но теперь, бывая в разбросанных по вселенной человеческих поселениях, даже в не связанных с планетами Лиги, Вориан испытывал восхищение совершенно иного рода. Беззаботные люди выражали свое счастье самыми различными способами. Они получали удовольствие от обыденной жизни, радуясь хорошей пище, вину и теплой постели. Они получали радость от общения с другими людьми, от самых разнообразных проявлений любви и дружбы. Свою глубокую сердечную преданность делу Джихада они выражали постройкой скорбных мемориалов в честь замученного ребенка Серены Батлер.

Вориан ни одной минуты не жалел, что отказался от жизни доверенного человека роботов. Он был горд тем, что вся жизнь галактики переменилась от его решения отказаться от собственного отца и спасти горюющую Серену Батлер. После этого он, как никогда прежде, почувствовал себя человеком.

Только об одном он жалел: что Серена не ответила на его любовь. Но сердце ее обратилось в камень, и Вориан был вынужден смириться с этим. Его новая, полная свободы жизнь была богата во многих других отношениях.

При своем здоровье и неувядаемой молодости Вориан Атрейдес легко заводил любовные интриги в каждом космопорту, куда заносила его военная судьба. С одними это бывали приключения на одну ночь, к другим женщинам он неоднократно возвращался. Вероятно, на многих планетах галактики у него были неизвестные ему дети, но он не смог бы стать для них настоящим отцом. Опасаясь преследований со стороны кимеков и не желая, чтобы его отец Агамемнон захватил его в плен, Вориан всегда представлялся младшим офицером Джихада и никогда не выдавал своего настоящего звания или происхождения. Это было в интересах безопасности тех планет, которые он посещал, а не только в его собственных…

По сходным причинам он отказался от той жизни, какую вели, например, Ксавьер и Окта. Вдобавок к тому, что его родной отец был кимеком, он сам, как и Агамемнон, обладал секретом долголетия, почти бессмертия, и он не хотел и не желал беспомощно наблюдать, как его жена будет стариться и умирать на его глазах. Сейчас же он мог без всяких волнений или угрызений совести посещать любые планеты и заводить такие отношения, какие ему хотелось.

Здесь, на Каладане, в задачу Вориана входила организация наблюдательного пункта. За истекшие пятьдесят лет передовые отряды мыслящих машин не раз видели в системе, расположенной недалеко от планеты, где кимеки перебили семейство Харконненов. Произошло это сорок три года назад. Каладан на Салусу Секундус уже отправил своих представителей, которые объявили, что рыбацкие деревни и приморские города готовы образовать нечто вроде планетарного правительства, которое – теоретически – было бы не прочь присоединиться к Лиге Благородных.

Вориан хотел обеспечить здесь присутствие армии Джихада как буфера на случай неприкрытой агрессии Омниуса на этом участке. Пока что пылающий Джихад вынуждал мыслящих машин к обороне, но Омниус обычно строил планы на столетия вперед, и никто не знал заранее, к какой стратегии прибегнет этот сверхмощный машинный мозг на следующий день. Силам Лиги приходилось все время быть начеку.

Хотя сам Вориан носил высокое воинское звание, он никогда не требовал безусловного чинопочитания. Не желая, чтобы ему на каждом шагу отдавали честь или подобострастно кланялись, он ради собственного удобства одевался в полевую форму и часто не носил даже знаков различия. Он мог и должен был быть примеро во время заседаний Совета Джихада, но в остальное время он желал на равных общаться со своими старыми и новыми друзьями.

Он вполне вписывался в компании обычных людей, любил схватки с деревенскими парнями на импровизированных спортивных праздниках, мог выиграть или проиграть месячную зарплату во «флер-де-лис» и прочие игры. Работая на войну с полной отдачей, он и отдыхал тоже с полной отдачей. Здесь тоже можно будет отдохнуть и при этом найти наилучшее место для армейского форпоста.

Каладанские рыбацкие деревушки были старомодными и идиллическими. Люди строили себе лодки и расписывали паруса семейными эмблемами. Не имея погодных спутников, они изучали нравы ветров и умели предсказать шторм, просто понюхав соленый воздух. Они знали, в какое время года какая рыба лучше ловится, знали, где искать моллюсков и съедобные водоросли, составляющие основу их питания.

После трехдневного осмотра и рекогносцировки северного мыса, который он выбрал для размещения военной базы, Вориан стоял на берегу и смотрел, как в гавань возвращаются рыбацкие лодки, освещенные косыми лучами закатного солнца. Расположенные вблизи пристаней грубые памятники Маниону Невинному были украшены пестрыми цветами и разноцветными раковинами. На одной из гробниц было даже написано, что здесь лежит локон волос младенца-мученика.

Вориан слушал, как волны прибоя с мягким шелестом набегают на отлогий берег, ощущая в душе умиротворение, какого не испытывал, наверное, никогда в жизни. Он глубоко вдыхал прохладный воздух, не обращая внимания на острый запах йода, исходивший от водорослей, облепивших полусгнившие затопленные бревна, на запах гниения не распроданной рыбы, которую скоро пустят на удобрение. Ему полюбилось это место.

Большинство военных инженеров, прибывших вместе с Ворианом, остались на орбите устанавливать сеть наблюдательных спутников, которые заодно будут предупреждать население Каладана о надвигающихся ураганах. Другие команды работали на суше, строя вблизи скопления крупных рыбачьих поселений вышки связи с наблюдательной спутниковой сетью. Потом здесь разместится постоянный контингент для содержания построенных станций.

В городке неподалеку от пристаней Вориан уже присмотрел и обжил уютную, хорошо освещенную таверну, где по вечерам собирались местные жители и пили домашний самогон из перебродивших бурых водорослей, который пахнул, как горькое пиво, но был крепок, как коньяк или водка. Вориан быстро оценил действие этого восхитительного напитка.

Будучи солдатом армии Джихада, Вориан явился для местных рыбаков окном в мир. Они угощали его выпивкой и хрустящими раковинами моллюсков, а он взамен кормил их воспоминаниями и фронтовыми историями. Здесь он, как и в других местах, называл себя Варком и выдавал за простого армейского инженера. Большинство солдат из высадившихся на Каладане команд сами не знали его настоящего имени и звания, а те, кто знал, помалкивали, храня секрет своего начальника.

Когда самогон развязывал язык и возбуждал чувства, Вориан становился более разговорчивым и принимался рассказывать о многочисленных приключениях, благоразумно умалчивая о своей службе доверенным человеком машин на Земле и своем высоком офицерском звании. По обожающим взглядам молодых женщин было видно, как они верят ему, а по недоверчивым и скептическим взглядам мужчин чувствовалось, что представители сильного пола считают его рассказы несколько преувеличенными. По тому, как девицы липли к нему, Вориан понимал, что окажется сегодня желанным ночным гостем не в одном доме, и предложения были такими разнообразными, что трудно было выбрать.