Она трясла головой, пока я еще говорила, как будто этим движением она отрицала все, что я сказала.

– Вы не моя мать. Моя мать умерла, и как бы вы себя ни называли и что бы ни говорили, это ничего не изменит. Вся моя жизнь была сплошная ложь. Из-за вас. И я не хочу больше видеть вас. Никого.

Она устремилась к двери, но я успела увидеть, что она тоже плачет. Она остановилась, не поворачиваясь к нам лицом.

– Так кто же я? Кристина или Дженнифер?

Я так давно не думала об этих именах, что мне потребовалось время, чтобы вспомнить.

– Ты Тина. Кристина Мэри.

Ава опустила голову.

– Скутер. Джимми называл меня Скутер, потому что я еще не могла ходить, а уже ерзала на заду. Это, наверно, единственное, что я знаю о своей семье.

Она взялась за ручку двери, но я ее остановила.

– Я назвала тебя Ава, потому что это значит «жизнь». Не потому, что ты начала новую жизнь, но потому, что ты вернула мне мою.

Ава поколебалась только одно мгновение.

– Не трудитесь прощаться. Просто уходите. – Она вышла в холл, тихо закрыв за собой дверь, словно боясь потревожить еще и других призраков.

Ава

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Август 2011

Обычно я спала неглубоко по ночам, когда дежурила, поэтому, проснувшись на следующее утро в восемь часов, быстро вскочила с постели. Голова отупела, рассудок не мог переварить все, что обрушилось на меня за короткое время. Я проверила телефон – не пропустила ли я вызовы? Слава богу, за минувшую ночь ни у одной из моих пациенток роды не начались. Я не сомневалась, моего опыта и профессионализма хватило бы на то, чтобы принять ребенка, но мозг мой витал где-то в другом месте.

Я приняла душ, оделась и, взяв телефон, увидела, что Тиш звонила трижды, пока я была в ванной, но сообщения не оставила. Я положила телефон в карман и не стала ей перезванивать. Я была еще не готова ни с кем говорить. Мне нужно было во многом разобраться, причем самой. И было только одно место, где я могла это сделать: место, где все началось.

Воздух был влажный, мох на деревьях обвис под собственной тяжестью. Я села в машину, где был кондиционер – и в то же время потому, что я не была уверена, что у меня хватит сил добраться туда и обратно на велосипеде.

Подъезжая к повороту на плантацию Смитов, я заметила там множество машин и более оживленную деятельность, чем мне случалось наблюдать раньше. Не доставили ли уже новое оборудование, о котором говорила мне Тиш? Сбросив скорость, я свернула направо и вскоре увидела развалины старого дома с изумительным садом – все это вместе напоминало старуху в нарядном платье.

Цветы на жаре поникли, и мне казалось, что запах пепла по-прежнему висит в воздухе. Но на деревьях чирикали птицы, две белки скачками стремительно понеслись в лес, напоминая, что жизнь продолжается и как-то соседствует и сосуществует с тленом и разрушением.

Я побрела по дорожкам мимо цветов. Вот и решетка с вьющимся страстоцветом – у обгорелых камней камина. Я не заметила ее в первый раз, потому что я ее не искала. Сама собой перед глазами возникла картина – двухлетний ребенок лежит под прикрытием страстоцвета…

– Привет, мисс Ава. Пришли поговорить о вашем саде?

Я быстро повернулась, сердце у меня заколотилось.

– Джимми, я не видела вашего фургончика…

Он повел в сторону подбородком.

– Я оставил его с другой стороны. Его отсюда не видно.

Он был без перчаток, и я вспомнила, что нашла их на кладбище.

– Я нашла ваши перчатки, но оставила их в велосипедной корзинке. Я привезу их попозже, если хотите.

Он снял бейсболку и привычным движением – оно мне запомнилось – отер рукавом лоб. Но на этот раз я обратила внимание на его светлые волосы, потемневшие от пота, и тонкие умелые руки, которые мы, вероятно, унаследовали от нашей матери.

– Или я их заберу, когда приду поработать в вашем саду. – Он улыбнулся, и я знала, что он думает о цветах, которые он решил там посадить. Он был не из тех, кто уступает, и еще неизвестно, кто из нас выиграет в этом споре.

Я подошла к нему поближе.

– Ты знаешь, кто я, Джимми?

Слегка наклонив голову, он застенчиво кивнул.

– Как давно ты знал?

Он поморщился, размышляя:

– Я думаю, с тех пор как ты повредила себе ногу и не заплакала. Ты и маленькая никогда не плакала. Даже когда папа сломал тебе ноги, ты не плакала. Я подумал, что двух таких людей быть не может. – Он снова улыбнулся. – И ты на меня похожа.

Мне захотелось громко расхохотаться.

– Значит, ты умнее меня. – Я подошла ближе и взяла его искалеченные руки в свои. На ощупь они оказались прохладнее, чем я думала – как будто шрамы могли хранить жар тридцатилетней давности. – Спасибо, – сказала я, глядя в его карие глаза, такие же, как мои. – Ты спас мне жизнь.

Он пожал плечами, все еще улыбаясь:

– Нет. Я просто вытащил тебя из дома. Самое трудное сделали твои папа и мама.

– Нет, Джимми. Они поступили дурно.

Он пристально на меня посмотрел, и я вспомнила, как однажды подумала, что он намного умнее, чем некоторые считают. Я съежилась под его наблюдательным взглядом, стараясь не слышать правды в его словах.

– Я убежал. Боялся, что попаду в тюрьму, хотя твой папа сказал, что этого не случится. Но я знал, что в тюрьме полно таких людей, как мой папа, и это было все, о чем я мог думать.

Он прищурился на солнце.

– Видишь эти увядшие цветы возле ограды? – Он повел головой в сторону отделенной от леса полоски земли. – Я посадил там весной туберозы, и выросла только одна. И потому, что ее единственную полностью освещало солнце. Не думаю, что я поступил неправильно, посадив остальные в полутени. Потому что не сделай я этого, я бы не нашел для них потом самое лучшее место.

Я нахмурилась, подумав, не ошибаюсь ли я на его счет, понял ли он в самом деле, что я говорю.

– Если бы мой папа не рассказал начальству, что случилось, мы могли бы быть вместе. Мы бы вместе росли.

Он подошел к клумбе с петуниями и начал вырывать их с корнями, добавляя их к уже образовавшейся куче.

– Сначала я не знал, кто такая Глория, когда она пришла взглянуть на могилы. Я не видел ее в ночь пожара, так что не знал, что она твоя мама. Но я помнил ее с того времени, когда мы учились с Джошуа в одном классе, и она заходила посмотреть мамин сад. Она мне понравилась. Мне нравилось, как она слушала маму, как будто мама могла сказать ей что-то важное. Это было забавно, потому что она сказала, что никогда не разводила сад и хочет, чтобы ей помогли выращивать глицинию. Мама сказала, что нужно иметь терпение и выращивать то, что нравится. И чтоб ошибаться она не боялась, потому что ошибки – это способ чему-нибудь научиться. Как у меня с туберозами. – Он помолчал. – Я понял, что она твоя мама, когда она принесла мне посадить страстоцвет.