– Целый мир! Хорошо укрепленный город, – объяснял Пернон Рено. – Теперь вы видите, что вам там делать нечего. Вас там раздавят, как яйцо, и потом о вас никто и не вспомнит!

– Я не об этом тебя спрашивал, я хочу знать, где находится этот Сафед.

– В десяти лье по прямой линии на восток от Сен-Жан-д’Акр. И в пяти лье на север от Тивериады, – сообщил оруженосец с горестным вздохом из-за того, что Рено не желал его слушать. А Рено очень обрадовался последней новости.

– В пяти лье от Тивериады? Но это же совсем близко…

– Да при чем тут Тивериада?

– Все объяснения потом! Я отправляюсь к королю!

– Чудная мысль! Я тоже! – сообщил Жуанвиль, появляясь на пороге.

Рено с трудом скрыл недовольство: с Людовиком он должен поговорить только наедине.

– Видите ли… У меня очень важное дело к королю.

– У меня тоже! – заявил Жуанвиль. – Я хочу попросить, чтобы нас переселили в другой дом: здесь прислуга грубит, заявляет, что мы мало платим, и приносит еду, которую невозможно есть! К тому же не знаю, как вы, но я не могу тут спать: кровать у меня стоит у стены, обращенной в сторону церкви, и я только и слышу: «Освободи меня, Господи». Согласитесь, днем и ночью слушать, как служат панихиды и отпевают покойников, нелегко. Мне уже чудится, что весь город только и живет похоронами. Пойдемте! Вдвоем мы сумеем его убедить. Вперед!

Рено не знал, как избавиться от назойливого компаньона, и смирился. Когда сенешаль покончит с домашними неурядицами, может быть, останется немного времени и для его важного дела… Но ни тот, ни другой не смог поговорить о своих делах, они попали в самый разгар совета, и совета весьма бурного: совещались бароны Святой земли и те, кто – как будто бы – пришел к ним на помощь. Само собой разумеется, Рено де Вишье, великий магистр тамплиеров, и Гийом де Шатонеф, магистр госпитальеров, тоже были здесь, равно как папский легат. Все они говорили очень громко. Жуанвиль, обожавший словесные схватки, тут же ринулся в бой, в то время как Рено предпочел присесть в стороне и слушать.

Обсуждали, какое лучше принять решение после того, как будут освобождены пленники в Каире. Король получил из Франции письмо, и оно его очень встревожило. Мать напоминала ему, что ей уже за шестьдесят, силы ее слабеют, и, возможно, настала пора ему вернуться в родные края, которым грозит немалая опасность. Конечно же, Англия! Его милый шурин, Генрих III, женатый на сестре Маргариты, не смог устоять перед соблазном и все-таки решил вторгнуться во Францию в отсутствие Людовика. В Портсмуте он собрал очень большой флот.

Но бароны Сирии: Ибелины, Жибеле, граф Триполийский и граф Антиохийский, чьи владения уменьшились более чем наполовину, – умоляли Людовика остаться. Он один мог навести порядок в стране, ставшей королевством без короля, где царила полная анархия и где каждый делал все, что хотел, ничуть не заботясь о других.

– Необходимо, чтобы вы, сир, взяли эту страну под свою царственную руку. Как только вы уплывете, мы потеряем все, потому что у нас здесь каждый сам по себе. Сарацины это прекрасно знают, они не станут долго ждать и начнут нападать на каждого из нас по отдельности. Мы перед ними не устоим.

– Не устоим, если не сумеем с ними договориться, – возразил Рено де Вишье. – Племянники и внучатые племянники Саладина по-прежнему царствуют в Алеппо, Мосуле и Дамаске, все они ненавидят египтян в той же мере, в какой можем ненавидеть их и мы. Мы нуждаемся в них так же, как они в нас.

– Великий магистр, – воскликнул король, покраснев от гнева, – я, кажется, ясно дал вам понять на Кипре, что ни за что на свете не пойду ни на какие соглашения с неверными! Вступить с ними в союз – значит оставить им эту страну, что совсем не по нраву Господу! Я прекрасно понимаю, что, если я уеду, вы тут же откроете им свои объятия и вступите в долгие философские прения на их языке, который вам так нравится в их письменных трудах. Но я не позволю вам это сделать!

– Сир, мой брат, – вступил в разговор Альфонс Анжуйский, – вспомните о тех сотнях рыцарей и простых воинов, которых мы уже потеряли! Вспомните о тех, кто избежал смерти и теперь только и мечтает о том, чтобы вернуться домой и навести там порядок, и кому необходимо выздороветь. Вспомните о нашей матери!

– Наша мать – наилучший из королей, – ответил брату Людовик. – В свой час она сумела оборониться против куда более грозного противника, чем мой робкий брат, английский король…

– Которого может призвать к порядку по моей просьбе Его Святейшество папа, посоветовав ему сидеть дома, если он не хочет подвергнуться отлучению от церкви за то, что осмеливается напасть на страну, чей король отправился в крестовый поход, – добавил папский легат.

– И потом, разве может король, – отважно вступил в разговор Жуанвиль, который очень хотел, но никак не мог вставить свое веское слово, – разочаровать этот славный народ, который принимает нас с такой добротой и щедростью? Если тот, на кого он возлагает все свои надежды, поправив свое здоровье и вернув из плена своих воинов, покинет его, он его не поймет.

– А может быть, вы будете заниматься своими делами? – оборвал его тамплиер. – Вы только и знаете, что жаловаться и сетовать, и все-таки хотите здесь остаться? Еще бы! Потому что король дает вам все, чего бы вы ни попросили!

– Да неужели?

Разговор теперь стал больше походить на перебранку: Вишье обозвал Жуанвиля алчным «жеребчиком», так презрительно называли франков, родившихся на Святой земле. Жуанвиль тут же ответил, что лучше быть жеребчиком, чем колченогим боевым конем вроде Вишье.

Собеседники уже готовы были схватиться за мечи, но тут вмешался король.

– Довольно! Мы повелеваем вам… утихомириться, – произнес он, выразительно глядя на магистра. – А теперь выслушайте наше решение. Те, кто хочет вернуться домой, могут вернуться. Мы же, придя сюда для того, чтобы освободить Святую землю и дать возможность мирным паломникам спокойно молиться, останемся здесь столько времени, сколько потребует наведение порядка в королевстве и восстановление его защитных сооружений, стен и крепостей. Нужно также восстановить преграды, охранявшие франков на севере, примирив Антиохийское и Триполийское княжества с армянским царством Киликией.

– У вас не будет на это времени, сир, – усмехнулся Вишье. – У мусульман есть возможности, о которых вы, Ваше Величество, не подозреваете. Старец горы нашлет на вас ассасинов, и вы погибнете, не успев ничего сделать. Разве что потеряете и это королевство. Но вы, конечно же, ведать не ведаете, кто такой Старец горы? – добавил он с пренебрежительной улыбкой.

Эд де Шатору, папский легат, пришел в ужас от подобной дерзости и хотел немедленно вмешаться, но король призвал его к молчанию. Людовик встал и, выпрямившись во весь свой немалый рост, оказался на голову выше великого магистра.

– Мы знаем гораздо больше, чем вам кажется, досточтимый брат Рено де Вишье. Так, например, мы знаем, что вы хотите ввести нас в заблуждение, угрожая нам ассасинами, которые будто бы преданно служат исламу. Старец горы – противник того ислама, который исповедуют в Багдаде и Каире. Мне довелось изучить обе доктрины. И должен сказать, что опасаться должны в первую очередь вы, так как вы и Старец горы пылаете взаимной ненавистью, которая вряд ли скоро погаснет… Если мы ошибаемся, то поправьте нас.