Тем временем кольцо вокруг банды Бэрроу неумолимо сжималось. Перед техасским шерифом Фрэнком Хамером, обезвредившим за время своей карьеры 65 известных преступников, была поставлена задача: выследить Бонни и Клайда. Хамер проанализировал каждое их нападение, создал карты и схемы их передвижений за все эти годы, изучил все места налетов и пути, которые они выбирали. «Я хотел проникнуть в их дьявольские замыслы, говорил он, — и я это сделал». Несколько раз в течение первых месяцев 1934 года Хамер и его люди шли по следу бандитов, но полицейским постоянно не везло — они все время опаздывали.

И Бонни, и Клайд знали, на что они себя обрекли, но жажда яркой жизни привела их именно туда, куда и должна была привести — к такому же красочному и трагическому финалу.

Полиция обнаружила дом, где время от времени скрывались преступники. Нужен был ключ от двери, который мог оказаться у третьего члена банды — Метвина. Его отец обещал помочь заманить банду в засаду, если Хамер пощадит сына. Шериф, который был заинтересован прежде всего, в поимке Бонни и Клайда, пошел на это.

Генри Метвин согласился действовать заодно с отцом и незаметно выскользнул из бандитского логова. Вскоре полицейские окружили убежище и блокировали дорогу, ведущую к нему. На этот раз у полиции были все шансы настичь преступников. 23 мая 1934 года в Луизиане полицейские из двух штатов Луизианы и Техаса во главе с Фрэнком Хамером устроили засаду, чтобы поймать бандитов. В 9 часов утра на дороге показался форд Бонни и Клайда. В машине были припрятаны две тысячи патронов, три винтовки, двенадцать пистолетов и два газовых ружья. Выскочивший из автомобиля шериф приказал бандитам сдаваться. Но на преступную парочку эта команда подействовала как вызов. Клайд открыл дверцу автомобиля и схватил дробовик. Бонни выхватила револьвер. Но на этот раз надеяться им было не на что. ФБР, ответственное за эту операцию, получило распоряжение брать преступников или уничтожать их на месте. 167 пуль прошили машину, в Бонни и Клайда попали более полусотни пуль…

Первые страницы американских газет запестрели сообщениями о смерти дерзких преступников. Их изуродованные тела были выставлены на всеобщее обозрение в морге, и желающие за один доллар могли посмотреть на них.

Спустя десять лет был приговорен к смертной казни и Рой Гамильтон. Перед смертью он вспоминал: «Они любили убивать людей, видеть, как течет кровь, и получали удовольствие от этого зрелища. И никогда не упускали возможности насладиться видом чужой смерти. Эти люди не знали, что такое жалость и сострадание».

О Бонни и Клайде — этих двух влюбленных друг в друга, в опасность и жестокость преступниках — снимают фильмы, им даже посвящают стихи. И вот уже их имена отчетливо соединены словосочетанием «история одной любви». Какова же была она, подлинная жизнь Бонни и Клайда, та, настоящая жизнь? Пожалуй, их можно назвать жертвами Великой депрессии, потерянным поколением. Время на всем оставляет свои следы. На жизни Бонни и Клайда оно оставило печать мифа.

Ангелина Степанова родилась в 1905 году в Николаевске-на-Амуре в семье страхового агента и зубного врача. Ангелина, росла болезненной, ее старались не напрягать занятиями, но она много читала, училась музыке и французскому языку. Знала множество стихов и обожала их декламировать. Лине было три года, когда Степановы переехали в Москву.

В 1921 году Ангелина поступила в 3-ю Студию МХТа, где курс набирал Е.Б. Вахтангов.

На втором курсе началась работа над учебным спектаклем по повести Диккенса «Битва жизни». Режиссером был Николай Михайлович Горчаков. Станиславский перенес спектакль на Малую сцену и позвал в Художественный театр Ангелину Степанову и Николая Горчакова. Тоненькая, изысканная Ангелина с огромными глазами на нежном лице сразу привлекала к себе внимание. Она была полна неукротимого оптимизма. Получая в первые годы только небольшие роли, отдавалась им целиком, верная завету Станиславского: нет маленьких ролей, есть маленькие актеры.

В 1926 году Станиславский вынес вердикт: «Вы становитесь актрисой». Ему же принадлежат слова: «У нас давно не было такой молодой артистки. Ей предстоит большая будущность».

Все это время Степанову опекал режиссер Николай Горчаков, и вскоре Ангелина Степанова стала его женой. Супруги жили в коммунальной квартире в Кривоарбатском переулке. У соседей в 1928 году Степанова познакомилась с писателем и драматургом Николаем Эрдманом, находившимся на вершине славы.

В 1924 году Николай Эрдман написал свою первую пьесу — «Мандат». В 20-х годах ее ставили во многих городах СССР, в том числе в Одессе и Харькове, Баку и Ташкенте; в 1927 году пьеса была поставлена в Берлине и в одном только театре Мейерхольда выдержала более 350 представлений.

Роман Степановой и Эрдмана начался сразу и продолжался семь лет. Им приходилось скрывать свои отношения, поскольку оба были несвободны. Отличие между ними заключалось лишь в том, что Лина могла развестись в любой момент, а Николай вовсе не собирался бросать свою жену, красавицу-балерину Дину Воронцову. Классический тайный роман развивался страстно и бурно. Чувства актрисы были настолько сильны и искренни, что даже нежелание Эрдмана иметь ребенка (Степанова забеременела, но ребенок не родился) не разрушили ее любовь.

С 1927 года Николай Эрдман работал в кинематографе как сценарист. Вместе с Владимиром Массом и Григорием Александровым он написал сценарий фильма «Веселые ребята»; однако во время съемок фильма в Гаграх, в 1933 году, Эрдман был арестован вместе с Массом. Повод для ареста дали сочиненные ими и не предназначенные для печати политически острые стихи и пародии. Фамилии обоих из титров фильма были удалены. Приговор, вынесенный Эрдману оказался мягким для того времени — ссылка на 3 года в город Енисейск. Ехал он туда сначала в арестантском вагоне, а потом на перекладных через глухую тайгу.

В разлуке Степанова с новой силой почувствовала, как много Эрдман значит для нее. Ради любимого она была готова на все, но прежде она развелась с Горчаковым — не хотела навредить ему. В те годы общение с ссыльными могло навлечь кару. Тем не менее Горчаков продолжал любить Степанову.

Роман двух влюбленных продолжался в письмах. Однако актриса была одержима мечтой о встрече. Она прорвалась на прием к Енукидзе, секретарю ЦИК СССР. «Он принял меня в своем рабочем кабинете. Я просила о свидании и разрешении навестить Эрдмана в ссылке. Енукидзе всячески отговаривал меня от поездки в Сибирь, даже пригрозил, что я рискую остаться там, но я была тверда в своем намерении. Тогда он спросил меня, что заставляет меня так неверно и необдуманно поступать? Я ответила: «Любовь». Возникла долгая пауза: верно стены этого кабинета такого прежде не слыхали. «Хорошо, — сказал Авель Софронович, — я дам вам разрешение на свидание, и вы поедете в Сибирь, но обещайте, что вернетесь». Я обещала, сказав, что обязательно вернусь и буду продолжать играть на сцене МХАТа. А МХАТ в то время был великим театром, без него я не мыслила своей жизни. Енукидзе поинтересовался: как я живу и есть ли у меня деньги? Он дал мне номер телефона, по которому я смогу получить бесплатный билет до Красноярска и обратно. Я расплакалась и стала благодарить его…»