— Почему ты плачешь, женщина?

— О, я плачу, — отвечала Магдалина, без доверия выслушавшая то, что он сказал ранее, — я плачу, потому что украли тело моего возлюбленного Господа и я не знаю, куда его положили.

Но тут она увидела около себя как бы сияние. Обернувшись, она заметила человека, стоявшего с киркой в руке.

— Женщина, почему ты плачешь? — задал он тот же вопрос, что и ангел. Подумав, что это садовник Иосифа Аримафейского, она отвечала:

— О друг мой, если это ты унес его отсюда, скажи, куда ты его дел?

Но тут мнимый садовник, оказавшийся не кем иным, как Иисусом, произнес своим обычным голосом и очень мягко:

— Магдалина!..

При этом слове она вздрогнула и с радостным криком: «Мой сладчайший повелитель!» — бросилась перед ним на колени.

— Магдалина, — с улыбкой сказал Христос, — я обещал вознаградить тебя за твою любовь и тебе первой объявиться после воскресения… Ты видишь, я сдержал слово.

Магдалина пыталась поцеловать ноги Иисуса, но его тело было неуловимо воздушным, как туман.

— А теперь, — продолжал он, — иди и расскажи Петру и другим ученикам, что ты видела и слышала. Пусть идут на гору Фавор, мы там встретимся.

Подобно облаку, тающему, исчезая в вышине, небесный пришелец стал бледнеть, становиться все более прозрачным и наконец совсем растворился в эфире.

Тогда Магдалина, вне себя, встала и выбежала, крича, как безумная:

— Радость, радость! Господь воскрес!..

Так голос грешницы возвестил всему миру, что Искупитель вознесся на небеса.

Тут один из воинов, лежавших на земле, словно бы проснулся. Он открыл глаза и приподнялся на локте.

— Что это было? — спросил он товарищей. — Я почувствовал, как земля уходит из-под ног, и рухнул прямо в пыль!

Второй воин, очнувшись, пробормотал:

— Не пойму что-то. То ли мне почудилось, то ли вправду я видел, как пламя слетело с небес в эту могилу.

И третий сказал:

— Послушайте, вы что, тоже его видели? Он разбил могильную плиту головой и весь в сиянии поднялся на небо!

В свою очередь вскочил на ноги и Авен Адар. Он приказал:

— Пусть каждый, кто еще жив, встанет и отзовется! Шестеро воинов откликнулись:

— Мы здесь!

— Хорошо, — сказал Авен Адар. — Не хватает только Лонгина.

Но Лонгин в это время уже отправился держать отчет перед Пилатом. Тогда Авен Адар заключил:

— Что ж, друзья, мы здесь больше не нужны. Идем во дворец к Каиафе. Засвидетельствуйте вместе со мной, что мы видели, и объявим первосвященнику и всему синедриону, что гроб пуст.

В сопровождении воинов Авен Адар поспешно покинул сад, и гроб остался под охраной ангела.

И вот этот гроб — единственный, откуда никто не выйдет в день Страшного суда — уже восемнадцать веков продолжает быть местом поклонения всего христианского мира под именем Гроба Господня.

Поскольку пророк Исайя сказал: «Ипокой его будет слава!»

И дарует Господь тому, кто пишет эти строки, милость сотворить смиренную молитву, прежде чем он отойдет в мир иной!

Коринф, Коринф! Некогда лишь избранные имели случай посещать тебя. Ныне же взору путешественника, идущего дороге из Немей, ты представляешься невзрачным городком. Над крепостными стенами возвышаются семь колонн — остатки храма, посвященного неизвестному божеству. Коринф, ты дитя Эфиры, а сестры твои — Афины и Спарта. Коринф, родина Сизифа и Нелея, царство Медеи и Ясона!

Как, должно быть, ты был хорош, когда влюбленные в тебя Аполлон и Нептун оспаривали друг у друга честь обладания тобой и, не желая уступить, позвали в судьи титана Бриарея. Он присудил тебя богу моря с условием, что возвышающаяся над тобой гора будет принадлежать богу дня.

Коринф, Коринф! Ты был столь любим Венерой, что она даровала тебе спасение, вняв мольбам своих жриц — твоих куртизанок. Ты, выкупив у афинян рабыню Лаис, сделал ее своей любимейшей дочерью и воздвиг ей гробницу, украшенную изумительной скульптурой львицы, лапой придерживающей барана — символ безграничной власти! Коринф, утоляющий жажду неиссякаемыми слезами нимфы, оплакивающей смерть своего сына, которого случайно задела стрелой богиня охоты. Как, должно быть, ты был хорош во время Истмийских игр, привлекавших всю Грецию на узкий перешеек, отделяющий Саронийский залив от моря Алкионы! Изящно и плавно раскинувшись на склоне священной горы, ты взирал на корабли, подходившие с двух сторон в твои порты из Тира и Массилии, Александрии и Кадиса и наполнявшие твои обширные склады богатствами Востока и Запада.

Коринф, Коринф! На твоих улицах храмов было не меньше, чем домов, а на площадях столько статуй, сколько колосьев в поле. Коринф, когда ты смотрел на восток, то видел Афины, на север — Дельфы, на запад — Олимпию, а на юг — Спарту. Коринф, в триумфальную перевязь твоих побед вплетены Саламин, Марафон, Платеи и Левктры, и на ней вышиты имена Фемистокла, Мильтиада, Павсания, Эпаминонда и Филопемена. Как, должно быть, ты был прекрасен, когда Арат принес тебе освобождение от македонян, некогда покоривших тебя, и включил в Ахейскую лигу! Это и стало причиной твоей гибели: покоритель мира Рим поднялся против тебя и превратил всю Грецию в одну провинцию. Сто вольных городов стали рабами, скованными одной цепью.

Коринф, Коринф! Беспощадный завоеватель обрек тебя на восьмидневный пожар. Из золота твоих сосудов, серебра светильников и бронзы статуй, расплавленных во всепожирающем пламени, был создан металл драгоценнее любого из когда-либо рождавшихся в недрах земли. Коринф! Ты не был разрушен Ксерксом, но пал перед войском Муммия. Возродившись из руин, ты стал еще роскошнее: оделся мрамором, дарованным Юлием Цезарем и Августом. Возникли театр и стадион, амфитеатр и храмы Нептуна, Палемона, Киклопов, Геракла, Цереры, Соблазна. Был там и храм Куртизанок. Их заступничество спасло тебя в первый раз, но не смогло спасти во второй.

Твои площади украшали изваяния Амфитриты, Ино, Беллерофонта, Венеры, Дианы, Бахуса и Фортуны, а Меркурию было установлено две статуи, Юпитеру — три и целая сотня — атлетам-победителям. Были построены бани Елены, Эвриклеи, Октавии… Вспомним, наконец, гробницы Ксенофонта, Диогена, детей Медеи, Схойнея и Лика Мессенского!

И вот, в конце месяца гелафеболиона ты, прекрасный Коринф, еще не разоренный тремя разрушительными жатвами статуй и картин, свезенных Римом из твоих храмов, с твоих площадей и улиц, мог бы с удивлением наблюдать человека, сошедшего с одного из легких суденышек, что бороздят Эгейское море и скользят, как алкионы, между его островами. Он пешком прошел под ветвями одинокой сосны на восточном побережье, оставив слева алтарь Меликерта, а справа — кипарисовую рощу, растушую вдоль укреплений, названных в честь Беллерофонта. У стража Кенхрейских ворот он справился, где можно найти философа Аполлония Тианского. Получив ответ, что тот, кого он ищет, наверное, беседует с учениками под сенью платанов у источника Пирены, неизвестный стал карабкаться по извилистой тропе, ведущей к Акрокоринфу, даже не бросив взгляда на город.