Сердце, казалось, подскочило к горлу. В низком дверном проеме стоял тот самый торговец, который так злобно улыбался, глядя на мое окно! Увенчанная тюрбаном голова поворачивалась вслед за каждым моим движением, когда я проскользнул мимо него и бросился вниз по девяноста девяти ступенькам. Безумный страх преследовал меня, пока я несся по базальтовым плитам улиц и проулков. Наконец, я добрался до хорошо знакомого, выложенного зеленым булыжником внутреннего двора, где снимал комнату, но даже здесь никак не мог выкинуть из головы лицо под странным тюрбаном и с широким ртом, а мерзкий запах так и свербил в носу. Поэтому я расплатился с домохозяином и перебрался в ту часть Дилет-Лина, которая находилась вдали от моря, где пахло цветами на окнах и свежевыпеченным хлебом и куда люди из приморских таверн заглядывали редко.

Здесь, в районе, называемом С’имла, я поселился в семье добытчика базальта. Мне предоставили отдельную мансарду с большим окном, с постелью и набитым фегом матрасом; и скоро все стало так, как будто я родился в этой семье или, может, так мне казалось, потому что я легко мог представить себя братом хорошенькой Литы.

В течение месяца я полностью освоился с новой обстановкой и сделал своим главным занятием распространение предупреждения Рандольфа Картера, присовокупляя к нему и собственное мнение о торговцах в тюрбанах. Задачу осложняло то, что никаких конкретных доводов против них у меня не было, просто ощущение, которое уже испытывали многие жители Дилет-Лина — что торговля с черными галерами до добра не доведет.

Постепенно я узнавал о них все больше, появились и кое-какие доказательства их злой природы. Почему черные галеры приходят в порт, высаживают не больше пяти торговцев, а потом просто стоят на якоре, испуская нечистые запахи? Почему их молчаливый экипаж никогда не сходит на берег, будто его и вовсе не существует, а ведь с тремя большими рядами весел каждому судну требовалось много гребцов? Однако никто не знал, кто они такие. Городские бакалейщики и мясники ворчали по поводу скупости этих чересчур застенчивых экипажей, поскольку единственное, что торговцы покупали в обмен на свои маленькие и большие рубины, было золото и тучные парганские рабы. Торговцы приезжали уже давно, рассказывали мне, и всякий раз множество толстых черных мужчин исчезали навсегда, поднявшись по сходням в таинственные черные галеры, и их увозили неизвестно куда! И где эти необычные торговцы брали свои рубины, каких не добывают ни в одной известной шахте Земли снов? Тем не менее продавали они их недорого, фактически даже слишком дешево, так что ими могли похвастаться во всех домах Дилет-Лина. Некоторые были настолько велики, что их использовали в качестве пресс-папье в домах богатых жителей. Лично мне эти камни казались странно омерзительными — для меня они были лишь отражением привезших их торговцев.

Так получилось, что в районе С’имла мой интерес к торговцам рубинами со временем пошел на убыль, хотя никогда не исчезал полностью. Возможно, потому, что у меня возник новый интерес — к черноглазой Лите, дочери Бо-Карета. Он, напротив, возрастал с каждым днем, и ночи все чаще были наполнены снами внутри снов о Лите, и очень редко в них проникали большеротые торговцы в странных тюрбанах.

Однажды вечером, после того как в деревушке Ти-Пент неподалеку от Дилет-Лина мы с Литой приняли участие в ежегодном Празднике Изобилия, а потом возвращались, рука в руке, через орошаемую зеленую долину под названием Танта, она призналась мне в любви, и мы рухнули на траву. Этой ночью, когда мириады мерцающих огней города погасли, и летучие мыши пронзительно кричали за моим окном, Лита прокралась ко мне в мансарду, и только заправленная нарговым маслом лампа на стене могла рассказать, какие чудеса в ту ночь мы открывали друг в друге.

Утром, радостно пробившись через множество слоев хрупкого материала, из которого состоит мир подсознания, я с криком проснулся в доме своих родителей в Нордене, на северо-восточном побережье. Лишь спустя год мне удалось убедить себя в том, что моя черноглазая Лита существует только во сне.

II

Когда я снова увидел Дилет-Лин, мне было уже за тридцать. Я появился там вечером, когда город погружался во тьму, однако сразу же узнал это ощущение базальтовых плит под ногами. Последние огни мигали и гасли, последние таверны закрывались. Чувствуя, как бешено колотится сердце, я легким шагом устремился к дому Бо-Карета. Однако что-то вокруг казалось неправильным, и меня охватывал все больший ужас, когда я увидел на улицах толпы пирующих, грязно болтающих людей в странных тюрбанах, больше похожих на монстров. И многие из них снимали свои тюрбаны, хвастливо демонстрируя торчащие из головы выпуклости, которые увидишь разве что в книгах о колдовстве и на некоторых библейских картинах. Один раз меня остановила и поколотила целая их шайка; они переговаривались низкими, угрожающими голосами. Я вырвался и убежал, уверенный, что это те самые злобные торговцы из прошлого. Какой ужас! Они здесь, в моем Городе Черных Башен, и их целый легион!

Наверно, я видел сотни этих отвратительных… созданий, и все же мне удалось беспрепятственно добраться до дома Бо-Карета, и там я заколотил в дубовую дверь, и, в конце концов, за голубыми стеклами круглых окон вспыхнул свет. На мой стук ответил сам Бо-Карет; его глаза были широко распахнуты от страха, и я хорошо его понимал. Когда он увидел, что на крыльце стоит всего один человек, на его лице появилось выражение облегчения. Он поразительно постарел, настолько постарел, что я испытал потрясение, поскольку тогда еще не знал о существовании разницы во времени между мирами сна и бодрствования. Он же узнал меня сразу и прошептал:

— Грант! Грант Эндербай… мой друг… мой старый друг! Входи же, входи…

— Бо-Карет! — выпалил я. — Бо, я…

— Тс-с-с! — Он прижал палец к губам, еще шире распахнув глаза, бросил взгляд в одну сторону улицы, в другую, а потом втащил меня внутрь и быстро запер дверь. — Тихо, Грант, тихо… это теперь город тишины, где только они веселятся и пируют, обделывая свои дьявольские дела. И, возможно, скоро они будут повсюду.

— Они? — спросил я, инстинктивно догадываясь, каков будет ответ.

— Те, о ком ты когда-то предупреждал нас — торговцы в тюрбанах!

— Я и сам так подумал, и они уже повсюду… но о каких делах вы говорите?

И тут Бо-Карет рассказал историю, наполнившую мое сердце ужасом. Я твердо решил не успокаиваться до тех пор, пока не попытаюсь исправить причиненное этими торговцами зло.

Всё, по словам моего хозяина, началось много лет назад. Я не пытался уточнить дату; как я мог, учитывая, что Бо-Карет по виду постарел на тридцать лет, в то время как я всего на двенадцать? В город привезли такой огромный рубин, что никто не верил в его существование, пока не видел собственными глазами. Это был дар, проявление уважения со стороны торговцев по отношению к жителям Дилет-Лина, и, как таковой, он был водружен на пьедестал на главной площади города. Однако несколько ночей спустя город начал охватывать ужас. Трактирщик таверны рядом с площадью, заперев двери на ночь и выглянув из окна, заметил странное, глубокое, красноватое мерцание, испускаемое гигантским драгоценным камнем, мерцание, которое пульсировало и, казалось, жило собственной жизнью. На следующий день трактирщик рассказал о том, что видел, и тут выяснилась поразительная вещь. Все остальные, привезенные ранее рубины в городе — совсем маленькие в кольцах, амулетах, приборах и другие, больше и не так тщательно обработанные, приобретенные богатыми горожанами просто ради обладания ими, — все они мерцали по ночам, словно реагируя на активность своего большего собрата. И с этим неземным мерцанием пришел странный паралич. Все люди, кроме торговцев в тюрбанах, стали вялыми, слабыми, неспособными и несклонными ничему радоваться и веселиться, еле-еле выполняющими свои обычные обязанности. Шли дни, и сила огромного рубина и его меньших собратьев нарастала, как и странная вялость жителей, и только тогда, слишком поздно, стало ясно, что это заговор. Выяснились и его цели.