— Дружочек мой, маленький мой дружочек, мы уезжаем.

Кукла Барби, раздетая ниже пояса, застыла в шпагате на полу с поднятыми руками, на лице — вечная улыбка. Из пакета на пол вывалена одежда для Барби, ее вещи: желтые брюки, что-то полосатое, зимнее пальто, теннисная ракетка, пупс со ртом в форме буквы «о» и розовое платье. На лице Майкен, беспрерывно мнущей в руках пластилиновый сгусток, замешательство — это выражение я хорошо знаю. Подумать только, что эта девочка могла причинить кому-то страдания. Травля, все очень серьезно. Полноватая ласковая девочка, которая кладет голову мне на колени, ищет тепла и уюта и тихонько хнычет: «Я еще маленькая, хочу на коленочки!» Эта девочка носилась с ягненком, завернутым как младенец, по двору, нянчилась с ним, и ягненку это нравилось. Но я же вижу, какой она может быть с Фрёйей. А ягненок вырос в большую овцу с грубым голосом, на которую Майкен практически не обращает внимания.

— Мы поедем к бабушке с дедушкой, — говорю я.

Сначала Майкен просто выполняет мои указания. Она двигается точно во сне, спускается по лестнице, проходит мимо Тронда Хенрика, который стоит на кухне и смотрит в окно, и выходит в коридор. Я протягиваю ей кофту, которую связала моя мама.

— Надень, — говорю я.

Что-то оживает в глазах Майкен.

— Нет, не хочу, — говорит она, — не буду.

— Просто надень, в машине холодно.

В моем голосе слышится мольба. Дети ощущают страх каким-то особым образом, как лошади.

— Я не надену эту кофту, — не сдается Майкен.

Я убираю кофту в сумку, пододвигаю Майкен ее ботинки, прямо к ногам.

— А как же Фрёйя? — спрашивает она.

— Фрёйя с нами не поедет.

— Но я хочу, чтобы она поехала с нами!

— Фрёйя останется здесь с Трондом Хенриком, — отвечаю я.

— Я без Фрёйи не поеду, — бросает Майкен. — Тогда я остаюсь.

Я качаю головой.

— Надевай ботинки, — говорю я. Голос у меня тихий и спокойный, но в нем уже звучат строгие и угрожающие нотки.

— Я остаюсь здесь, — повторяет Майкен. — Можешь взять с собой Фрёйю.

— Но Фрёйя — Тронда Хенрика, — говорю я.

— Она мне как сестра, — упрямится Майкен. Она не сводит с меня глаз. — Я не поеду без нее.

Тронд Хенрик высыпает из пачки кукурузу в кастрюлю и наливает масло, ему пришло в голову приготовить попкорн, сегодня же пятница. Из гостиной раздается пиликанье электронной игры Фрёйи. Она сидит на корточках и нажимает кнопки. Когда здесь была Кристин, она сказала: «Моника, это, конечно, не мое дело, но обе девочки играют на приставке с утра до вечера. Вы не пробовали их как-то ограничивать?»

Майкен входит в кухню и обнимает Тронда Хенрика. Фрёйя, которая сидит на полу с игровой приставкой, вздрагивает, пульт остается лежать на полу, она мчится к Тронду Хенрику и вжимается всем телом, утопая в объятиях Майкен. Тронд Хенрик соображает не сразу, но вот уже и он прижимает к себе обеих девочек, и обе взирают на меня как на врага.

Мне приходится ехать без Майкен. Я выхожу и закрываю за собой дверь, ботинки хрустят по наледи, припорошенной свежевыпавшим снегом, меня окружает темнота, очертания сарая, деревьев растворяются во мгле, почти ничего не видно. Я открываю машину и думаю: а что, если у меня не получится ее завести? Я могла бы тогда вернуться домой, в теплую постель, прижаться к Тронду Хенрику, вернуться ко всему, что я так люблю, у меня нет ничего другого. Я сажусь в машину и запускаю мотор, включаю фары, которые освещают дворик перед домом.

Длинный сугроб вдоль дороги проносится мимо, как в ускоренной съемке. У новорожденной Майкен были крохотные боди на кнопочках, которые я застегивала под подгузником. Она сосала мою грудь так сосредоточенно и энергично, что на маленьком лбу и носике выступали капельки пота, похожие на крошечные жемчужинки. Лежа на животе, она поднимала голову. Потом она стала сама держать яблоко и грызть его, она поднималась на четвереньки и смешно ползала по полу, садилась с прямой спиной и смотрела мультфильмы по телевизору, потом сама научилась тянуть вниз язычок молнии на курточке. И вот уже она появилась из-за угла с ранцем на спине, голодная, грустная, просила шоколадного молока с печеньем, дынный йогурт на ужин. У нее было свое мнение обо всем — о причинах бабушкиных мигреней, о качестве говяжьего фарша, о разводах.

Сейчас я с такой тоской вспоминаю нашу квартиру на Хельгесенс гате, куда мы переехали от Гейра, что мне приходит мысль: все будет хорошо, надо только вернуться обратно в эту квартиру. Но ее уже сдали новым жильцам. Я помню, что, когда я поселилась там одна с Майкен, мне казалось, что я никогда не обживусь, что там всё не на месте. Но когда я думаю о ней сейчас, понимаю, что я сама была там на месте, насколько это было возможно тогда — совершенно на своем, и мне следовало бы на какое-то время успокоиться. Майкен сидела на диване и смотрела мультфильмы, свесив пухлые голые ноги. Когда мне хотелось курить, я выходила на балкон, солнечный свет подступал к одному из углов, лучи падали мне на руку. Потом свет отбрасывал багряный блик с кухонного стола на деревянные панели, пробегался по сколам и царапинам, чернильным и жирным пятнам. Но редкие мгновения радости могли сменяться унынием: Майкен оставалась у меня на выходные, а у нас не было никаких планов. Время с Майкен тянулось еле-еле. Утром она спрыгивала с дивана и была готова смотреть телевизор. «Что мы будем делать? Что у нас сегодня, мама?»

Из-за приходивших напоминаний о счетах, из-за беспорядка в квартире или из-за того, что я не выносила отношений, которые сложились у меня с мамой и со всеми другими членами семьи, у меня возникало желание вернуться обратно к Гейру и никогда не задумываться о каких-то других вариантах, ведь он в таких случаях всегда выступал лучшим амортизатором. Майкен сидела на полу по-турецки и что есть мочи дула в мундштук блокфлейты, просто чтобы чем-то себя занять, и этот звук — словно крик об освобождении от детства, которое тянется так мучительно медленно из-за того, что все повторяется день за днем, неделя за неделей, год за годом. Состояние, в котором нет глубокого смысла, неизвестно даже о его существовании, но все же присутствует такая тоска по этому самому глубокому смыслу.

— Прекрати! — не выдерживала я. — Перестань! Подумай о соседях!

— Когда я поеду к