Наконец они остановились перевести дыхание – и, повинуясьмановению руки капуцина, почти сразу же двинулись дальше нормальным шагом, непривлекая ничьего внимания.

– Спасибо, святой отец… – растерянно промямлилд’Артаньян. – Вас мне послал сам господь…

– Скорее уж один из его земных слуг, носящихкардинальские мантии… – раздался знакомый голос.

Капюшон на миг откинулся, д’Артаньян встретил проницательныйвзгляд черных глаз, увидел непревзойденную хищно-удалую улыбку графа Рошфора –и тут же капюшон опустился вновь, оставив для обозрения лишь подбородок,выбритый, как и подобает смиренному монаху, не имеющему права щеголять моднойбородкой вроде "рояльки".[35]

– Рошфор!

– Тс! Брат Бруно, скажем…

– Вы здесь?!

– И не только я, – загадочно сказал Рошфор. –Во слишком неопытны, чтобы оставлять вас одного на столь непривычной стезе…Черт меня побери, д’Артаньян, вам еще многому предстоит научиться! Когда яувидел, с каким дурацким видом вы озираетесь на улице, явно пытаясь высмотреть,не следят ли за вами, у меня сердце упало…

– Тьфу ты, – обиженно сказал д’Артаньян. – Амне-то казалось, что я действовал очень ловко…

– Ничего подобного, уж простите. Не унывайте, современем научитесь многим полезным премудростям…

– Вот, кстати, о премудростях, – сказалд’Артаньян. – Где вы научились так виртуозить посохом? Это что-тоневероятное, прямо-таки сверхъестественное…

– Ничего сверхъестественного, – усмехнулсяРошфор. – Всего-навсего бой на пастушьих посохах. Научился в Каталонии.Даже у простонародья, знаете ли, можно почерпнуть много полезного. Для техслучаев, когда противник вместо честного боя на шпагах измышляет самые подлыеприемы…

– Черт возьми! – спохватился д’Артаньян. – Унаших пастухов, в Беарне, есть ведь нечто подобное! Но мне и в голову неприходило поближе присматриваться к забавам простонародья…

– И совершенно зря, – серьезно сказалРошфор. – Ничего, будет время, я вам покажу, на что способны в умелыхруках пастушеская палка, американская веревка с петлей и даже, не удивляйтесь,обычный сапог… Насколько я понимаю, вы получили письма от Шале?

– Да, вот они, у меня под камзолом…

– Отлично. Эта скотина Гримо почти достиг цели…

– Гримо?

– Да, я видел неподалеку его характерную физиономию,которую ни за что с другой не спутаешь… Ничего, не унывайте. Главное, онинаткнулись на вас достаточно далеко от "Зеленого дракона". А потому,я уверен, долго не сопоставят одно с другим, будут полагать, что рыщущий по Зюдердамуд’Артаньян и курьер герцогини де Шеврез – два разных человека. Когда ониоткроют, что речь шла об одном и том же, будет слишком поздно.

– Черт побери, но Атосу скажут, что здесь – Арамис!

– Ну и что? События должны развернуться сразу послетого, как вы прибудете в Париж. Ваша задача – обскакать Атоса в прямом смысле.Ну, и вдобавок я позабочусь, чтобы этот достойный шевалье подольше не смогпуститься в путь. Даже если он догадается, что это вы выдавали себя за Арамиса,которому сейчас полагается мирно лежать в постели с раненым плечом, будет,повторяю, слишком поздно…

– Куда мы идем?

– Ко мне, – сказал Рошфор. – Здесь естьдомик, хозяин которого мне всецело предан, там я могу быть самим собой, да и вытоже… Нужно просмотреть письма. Чтобы и вы, и я знали их содержание – мало личто может случиться в дороге и с письмами, и с кем-то из нас… Так что лучшепредусмотреть досадные случайности… В гостиницу вам возвращаться нет смысла –слишком опасно.

– Да там у меня нет ничего ценного… нет, черт возьми, ясовсем забыл! Деньги все при мне, но в гостинице – подорожная на имя де Лэга ирекомендательное письмо к статхаудеру! Вдруг да понадобятся…

– Не беспокойтесь, – сказал Рошфор. – Там уженет ваших бумаг…

– А где они?

– Где следует, д’Артаньян. Где следует, можете мне поверить…Ну вот, мы пришли.

Он остановился перед небольшим домиком на берегу одного измногочисленных каналов, достал из недр рясы ключ и повернул его в украшенноммедными пластинами замке. Дверь отворилась. Никто их не встречал. Д’Артаньянвпервые столкнулся с диковинной планировкой, присущей нидерландскимдомам, – все комнаты и комнатушки тут были расположены в разных уровнях,соединенные сложной системой лестниц и ступенек: домик совсем небольшой, но,право, заблудиться можно… Следуя за Рошфором, д’Артаньян поднимался все выше,пока они не оказались на чердаке, ютившемся под потемневшими от времениогромными стропилами.

С первого взгляда д’Артаньяну показалось, что они попали вмастерскую алхимика: на железном листе в углу еще слабо курились дотлевающие угли,и над ними на треноге висел котелок с чем-то горячим, откуда пахло резко инеаппетитно. На старом столе выстроились в ряд несколько медных и стеклянныхсосудов с разноцветными жидкостями – но цвета эти не вызывали у гасконцаникаких привычных ассоциаций.

– Прекрасно, – удовлетворенно сказал Рошфор,сбрасывая рясу и оставшись в обычном дорожном платье. – Корнелиус уже всеподготовил… Давайте письма. Быть может, я поторопился, приказав Корнелиусуприготовить эту адскую кухню, но, судя по моему опыту, мы имеем дело снастоящими заговорщиками, матерыми, а у таких господ обычно принятоиспользовать надежные меры предосторожности. И если человек не искушен внекоторых вещах… ну, давайте быстрее письма!

– Черт побери! – ошарашенно воскликнул д’Артаньян,достав из-под камзола свиток и быстренько развернув его, после чего тотраспался на полдюжины листов бумаги…

Девственно чистых листов.

– Что такое?

– Они меня провели! – воскликнул д’Артаньянгорестно. – Подсунули чистую бумагу! И пока мы тут торчим, настоящий курьер…

– Д’Артаньян, вам еще многому предстоитнаучиться… – рассмеялся Рошфор. – Это и есть письма.

Гасконец озадаченно осмотрел все листы, один за другим,покачал головой:

– Вы шутите, Рошфор?

– Отнюдь.

– Но тут же не видно ни единой строчки, ни единой буквы!

– Глядишь, и появятся… – весело пообещал граф,забирая у него бумаги. – Для начала попробуем самое простое средство…

Он высек огонь и одну за другой зажег восемь свечей вгромадном кованом подсвечнике, после чего, к превеликому изумлению д’Артаньяна,принялся сосредоточенно и старательно водить одним из листов над колышущимисяогоньками, держа бумагу совсем близко. При этом он, не отрываясь от странногозанятия, не оборачиваясь к гасконцу, говорил: