— Но предупреждаю, что она крайне неприятна для вас, господин… Геринг, — впервые за все время службы в должности адъютанта обратился он к своему командиру не по чину, а по фамилии. И для рейхсмаршала, как, впрочем, и для генерала Коллера, это не осталось незамеченным.

«Геринг, — прочел рейхсмаршал, чувствуя, что буквы расплываются у него перед глазами, а руки неудержимо дрожат, — Вы предали меня и предали Германию, Геринг. Как предатель, вы заслуживаете смертной казни. Однако, учитывая Ваши долголетние заслуги перед НСДАП и государством, я дарую вам, Геринг, жизнь, но при этом лишаю Вас Вашего чина и всех занимаемых Вами постов. Адольф Гитлер».

— Но это… несправедливо, генерал, — с трудом проговорил Геринг, чувствуя, что силы окончательно покидают его. — Фюрера неверно информировали, это же очевидно. Он неправ.

— Это кто, фюрер неправ? — не без ехидства уточнил Коллер, зная, каким фюреропочитателем представал Геринг еще несколько минут назад. — А ведь до сих пор фюрер всегда был прав. Даже в тех случаях, когда неправота его была очевидной.

Подойдя к столу, генерал бесцеремонно взял выпавшую из рук рейхсмаршала телеграмму, прочел ее содержимое и, ухмыльнувшись, положил на стол.

— Что вы на все это скажете, генерал? — с надеждой спросил Геринг, уже не скрывая, что хотел бы услышать от генерала хоть какие-то слова поддержки. И вновь вцепился взглядом в текст телеграммы.

Однако на сей раз Коллер попросту не ответил. Мало того — когда Геринг поднял глаза, то почувствовал, что генерал смотрит на него с абсолютным безразличием, как смотрят на того, кто уже ничего собой не представляет. Да, еще недавно Геринг был его кумиром, но теперь этот кумир развенчан и унижен. И генерал не мог скрыть, что унижение кумира оскорбляет его личные чувства, его гордыню.

— …Теперь я скажу только то, что следует из телеграммы фюрера. А из нее следует, что фюрер разжаловал вас и лишил всех ранее занимаемых постов, — бесстрастно констатировал Коллер чувством явного превосходства; в конце концов, самого его не разжаловали и не лишили… — Это очень серьезно. Если американцы узнают о решении фюрера — а они о нем так или иначе узнают, — они не станут вести с вами переговоры. А если решатся, Борман или даже сам фюрер немедленно уведомит, что они говорят с человеком, не имеющим никаких постов и никаких полномочий, поэтому переговоры с ним не будут иметь никаких военно-политических последствий.

— Никаких военно-политических последствий! — покачал головой Геринг. — Вижу, вы зря времени в ставке не теряли. Риббентропа наслушались. В дипломаты подались.

— Пожалуй, мне пора, господин Геринг. Дела, знаете ли. Думаю, что уже сегодня фюрер назначит нового главнокомандующего военно-воздушными силами. Попробую выяснить у адъютанта, кого именно.

— Подождите, Коллер! — вдруг яростно взревел Геринг. — Куда вы торопитесь?! Что ж вы так подло предаете меня?!

Коллер уже повернулся было спиной к экс-рейхсмаршалу, но, услышав это обвинение, вздрогнул, словно от выстрела в спину.

— Что еще вы хотите услышать от меня, господин Геринг? — медленно и совершенно не по-армейски поворачивался он к тому, кого еще недавно считал своим благодетелем и покровителем.

— Что, на ваш взгляд, мне теперь следует делать?

«Да этот толстяк окончательно струсил! — констатировал про себя Коллер. — Он растерялся и запаниковал». Однако, насладившись осознанием беспомощности экс-рейхсмаршала, генерал тотчас же приструнил себя: «Не обольщайся. На его месте ты повел бы себя точно так же».

— Если вам нужен мой дружеский совет, то вы его уже получили: вам немедленно следует бежать, исчезнуть, скрыться.

— От кого?

— То, что вы прочли в телеграмме, — это всего лишь воля фюрера.

— Всего лишь?

— Вот именно: всего лишь. Но мы еще не знаем, что предпримет Борман.

— Борман ничего не станет предпринимать, не получив указания Гитлера.

Генерал нервно и явно вызывающе рассмеялся. Это был первый случай в практике его общения с Герингом, когда он решился вот так, нагло, рассмеяться ему в лицо, осмеять его слова, его мнение.

— Скорее всего, Борман или сразу же попытается убить вас, или, для начала, прикажет арестовать. И вряд ли для этого ему понадобится согласие Гитлера или кого бы то ни было другого, скажем, Гиммлера.

— Вы все слишком усложняете, генерал, если бы меня хотели арестовать…

— Извините, господин Геринг, но, по-моему, вы так до сих пор и не поняли, создателем какого режима вы стали. И не дай нам Бог познать его особенности на себе, — проговорил генерал, с подозрением прислушиваясь к странному шуму, доносившемуся с первого этажа. — И вообще, позвольте мне на этом откланяться. Время, знаете ли.

Однако откланяться Коллер так и не успел. Как только он дошел до двери, она вдруг распахнулась, и на пороге восстал адъютант Геринга майор Инген.

— Там внизу — эсэсманы! — прокричал он.

— Ну и что? — не понял Геринг.

— Они оцепляют здание! Наша охрана арестована. Всем офицерам они предъявляет обвинение в государственной измене! Поговорите с ними, господин…

Договорить он не успел, Два рослых эсэсмана затолкали его в кабинет Геринга, а вслед за ними, со стеком в руке, появился обер-штурмбаннфюрер, которого никто из арестованных в Берхтесгадене раньше не видел.

— Я — оберштурмбаннфюрер Франк, командир отряда СС, которому поручена охрана ставки фюрера[80]. — Невысокого роста, не в меру широкоплечий и с ногами прирожденного кавалериста, он говорил, высоко вскидывая подбородок и поджимая губы, и вообще держался напыщенно, чем-то неуловимым напоминая Герингу дуче Муссолини. Во всяком случае, манера поведения была та же.

— Что вам здесь нужно, подполковник? — умышленно перевел его эсэсовский чин в общеармейский генерал Коллер, однако Франк попросту не обратил внимания на его вопрос.

— Это вы — бывший рейхсмаршал Геринг? — ткнул он стеком в сторону несостоявшегося наместника фюрера, чуть ли не касаясь его мундира. И, не дожидаясь ответа, уведомил: — Вы, Геринг, а также этот генерал, имени которого я не знаю и знать не хочу, как, впрочем, и все ваши адъютанты, порученцы и весь ваш штаб, все до единого — арестованы!

Геринг стоял перед ним навытяжку, с багровым лицом и глазами навыкате, и обреченно, униженно молчал.

— Позвольте, но по чьему приказу вы действуете?! — возмутился вместо него Коллер, поняв, что экс-рейхсмаршал попросту парализован.

— Да Бормана, по чьему же еще можно теперь действовать? — вальяжно ответил Франк.

— Я являюсь представителем люфтваффе при главной ставке фюрера. Если вы не прекратите этот спектакль…