этим определением. Таксист тоже последовал его примеру, и разговор на некоторое время прекратился.

После пяти минут молчания таксист, продолжая держать руки на руле, шмыгнул носом, и в зеркало заднего вида инспектор увидел, как на морщинистом лице мужчины появилась ухмылка.

— Кажется, я наконец-то понял, почему вы выбрали этот отель, — сказал таксист понимающим тоном.

— Ну и почему, интересно узнать? — с любопытством спросил Гэлбрайт.

— Согласно рекламным буклетам, в одном из его номеров останавливалась некая персона...

И лондонский водитель назвал имя одного писателя, которое было хорошо известно всем тем, кто хотя бы раз в жизни интересовался американской литературой. В ответ на это его пассажир лишь почесал усы и молча покачал головой. Таксист воспринял это как знак того, что Гэлбрайт позволяет ему продолжать болтовню — он шумно вздохнул и после короткой паузы сказал:

— Я полностью с вами согласен! — при этом он улыбнулся.

— Извините, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду... — не понял его Гэлбрайт.

— Я о том, — перебил его водитель, — что этот бумагомаратель не делает чести отелю, в который я вас сейчас везу!

В голосе мужчины слышалось неподдельное негодование.

— Это совершенно не то, что я имел в виду, — запротестовал Гэлбрайт, которому уже начал надоедать подобный тон водителя.

— Я бы даже сказал, что он только позорит это заведение, усугубляя и без того низкий уровень его сервиса, — всё громче и громче говорил таксист.

— Ради Бога, успокойтесь... — без особой надежды попросил его пассажир.

— Потому что это не писатель, — мужчина за рулем уже кричал, — это подлый бизнесмен! Он попросту напал на золотую жилу и его не волнует уровень образования своей читательской аудитории!

— Ну сколько можно... — инспектор, слушая эту полную критики тираду, вытер пот со лба.

— Напротив, он специально потакает самым низменным инстинктам самых необразованных и отсталых слоёв населения, в чём вы сейчас сами убедитесь! — не унимался водитель.

Гэлбрайт понял, что бессмысленно пытаться успокоить этого англичанина, вообразившего, что он знает о писателях лучше, чем все члены Лиги американских писателей вместе взятые. Поэтому полицейский решил смириться с этим и, постаравшись принять безразличный вид, откинул голову на спинку сиденья.

— Вы только послушайте, — тоном строгого учителя заговорил таксист, — что я умудрился прочесть на самой первой странице его книжонки! «Белая сучка снова взяла в рот», — с едва сдерживаемой яростью процитировал он на весь салон машины.

При этих словах Гэлбрайт невольно открыл глаза.

— Пожалуйста, не сквернословьте, — попытался он пристыдить мужчину.

Но собеседник проигнорировал его слова.

— На самой первой странице, самой первой! — словно зачитывая приговор перед залом суда, взволнованно продолжал таксист. — Беря эту книгу в руки, я собирался получить пищу для размышлений, но её страницы встретили меня жаргоном невоспитанных подростков!

Его пассажир, которого постепенно начинали забавлять эти крики, поднял глаза на сиденье, в котором сидел водитель.

— Можно подумать, — начал Гэлбрайт спокойным тоном, — что вы ожидали от жанра мистического ужаса чего-то возвышенного и утонченного.

Сказав это, инспектор зевнул и уставился в окно.

— Ожидал? — крикнул водитель. — Это должно быть обычным положением дел! Вы знаете писателя по фамилии Лем? — он вдруг повернулся к пассажиру.

— Лем... — задумчиво произнес Гэлбрайт.

Он начал перебирать в уме имена всех тех писателей, которых ему доводилось читать в юности. Увы, никто с такой фамилией не приходил ему на ум.

— Повторяю, вам что-нибудь говорит фамилия Лема? — глаза водителя несколько раз моргнули.

«Не хватало ещё, чтобы его кондрашка хватила», — подумал инспектор о таксисте, и ему стало неловко.

— Ну, — начал он, — я читал роман «Мотлис» писателя с такой фамилией, некоего Стейнара Лема.

На самом деле это была ложь — инспектор никогда не брал в руки такую книгу, он только видел её название в одном из списков норвежских бестселлеров. Водитель снова повернулся к рулю. Недовольное фырканье, которое он издал, убедило Гэлбрайта в том, что старику в лучшем случае не понравился его ответ, а в худшем — был воспринят как оскорбление. Но, по крайней мере, он наконец-то прекратил вести литературные дебаты со своим пассажиром. По-видимому, тот факт, что инспектору был известен тёзка его любимого писателя, позволил таксисту проникнуться к нему некоторым уважением, что подтверждал слегка оживленный вид мужчины, а также то обстоятельство, что следующие пятнадцать минут поездки от лондонского аэропорта Хитроу до здания отеля «Стэйт оф Сноу Лэйк» прошли в полном молчании.

Когда машина наконец доставила инспектора полиции к месту назначения, таксист нажал на тормоз и высунулся из окна. После того как старик несколько секунд любовался двумя женщинами, идущими по улице в направлении его машины, его лицо просветлело, и он торжествующе произнес «Девяносто фунтов стерлингов». Его пассажир молча кивнул и достал деньги.

— Вот и всё, я привез вас в этот гадюшник! — сочувственным тоном произнес таксист после того, как забрал деньги.

— Вам что, меня жалко? — весело спросил его Гэлбрайт, вытаскивая чемодан из машины.

— Я бы так не сказал, но... — ответив после паузы, мужчина вдруг замолкнул на полуслове.

Инспектор вышел из машины и собирался закрыть дверцу, но водитель, снова высунув голову из окна, посмотрел на него.

— Если вам не понравится этот отель, то не сердитесь на меня за то, что я привез вас сюда! — в его словах инспектор почувствовал мольбу.

— Не берите в голову! — ещё веселее сказал Гэлбрайт.

Он помахал водителю, который уже отъезжал, после чего повернулся на каблуках и, вздохнув, посмотрел на здание. Первое, что бросилось в глаза Гэлбрайту, была вывеска, висевшая над дверью — простая прямоугольная деревянная табличка, выкрашенная в белый цвет. На ней было написано толстыми красными буквами «Стэйт оф Сноу Лэйк». Турист из Портленда не мог отделаться от мысли, что этот знак, должно быть, принадлежал кисти ребёнка владельца отеля — настолько неуклюжими были буквы. «Не самое удачное начало для сегодняшнего дня», — промелькнуло у него в голове.

Гэлбрайт потянул дверь на себя и переступил порог. В прохладной