Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заторможенно, как в замедленной съемке я преодолевал метр за метром, оглядывая голодным взглядом стол с едой и мешки жира, уплетающие столь вкусные деликатесы. Жаль, что мне нужно куда-то идти. Но нужно же. А почему? Мне так лень. Уколы боли на мгновение проясняют сознание, заставляя делать небольшие рывки вперед. Боль раздражает, наверное, для этого я иду, мне лень чувствовать боль. Нет, не хочу, злит. Устал. Хочу лечь и поесть. Не хочу ничего делать. Но всё же, несмотря ни на что, я дошел до своей точки назначения. Я подошел к мерзкой, блюющей гигантской гусенице и подсознательно подметил про себя, что её тело уходит под стол, видимо и скатерть и мебель являются продолжением личинки. Наверное, ткань, вовсе не ткань, а всего лишь кожа. Но об этом я подумал позже. С невыносимой ленью в мыслях, я пододвинулся к огромной гусенице. Вблизи она была даже больше, чем издалека. Наверное, она была не меньше того гигантского младенца. Точно так же как и демона пыточных, мне вряд ли удалось бы прорезать тварь мечом хотя бы на четверть. На секунду в голове мелькнуло отвращение, но быстро было уничтожено голодом. Я сделал укус, попутно отключив нечестивое саморазрушение. Плоть гиганта скользнула в мой желудок, сразу же вызывая рвотные позывы. Я откусывал кусок за кусочком, пережевывал кожу, глаза и более мелких гусениц. Внутри, слава богу, она состояла из самого обыкновенного сырого мяса, что несколько убавило травмирующих воспоминаний впоследствии. Мелкие гусеницы жрали меня, а я жрал их прародителя. Влияние греха было слишком сильным. Этот инстанс явно нужно проходить со снижением уровня внушения от каких-нибудь предметов. Но так или иначе, в нашем ленивом противостоянии я побеждал. Босс не восстанавливался, а я да. Его мелкие собратья не могли прокусить большую часть моей брони, а те, что таки выгрызались в мою плоть, безжалостно выталкивались наружу регенерацией. Я не знаю, сколько это продлилось. Мы жрали друг друга, жрали и жрали. В какой-то момент я понял, что в голове на заднем фоне прорезаются какие-то мысли, но мне было лень прислушиваться к этому странному чужеродному типу раздумий. У меня был свой – есть, отрывать от еды куски и проглатывать, не жуя. Ничего не осознавать, ничего не понимать, просто методично питаться. В чем проблема? Но с каждым мгновением, сознание и отрезвляющее понимание ситуации отдавалось во мне всё сильнее. Красная полоска где-то наверху, над головой еды, была выкрашена в ярко-красный и от полной шкалы осталось лишь пара делений. Это значит, что еда скоро закончится? Меня это напугало, нет, я не хочу, чтобы еда заканчивалась. Я даже попытался оторваться, но не сумел. Я поглощал мясо, меня тошнило и я продолжал методично запихивать в себя всё больше и больше. Нет, что-то не так. Я оторвался от гусеницы, каким-то задним умом, скорее инстинктивно додумался включить саморазрушение. Боль мгновенно привела в чувство. Волна безумного омерзения застыла в горле, боясь вернуться к состоянию предыдущего безмыслия, я выхватил «каскад» и рубанул наотмашь. Что-то чавкнуло, на панели появились новые оповещения. Повернувшись в сторону противника, я увидел кучу разодранного мяса и не разбирая дороги, ломанулся к ближайшей стене. Меня выворачивало и трясло. Тело, искусственное, но тем не менее, так похожее на настоящее, содрогалось спазмами. Появившаяся вновь трезвость разума меня вовсе не радовала. Я ел это… Господи… Прислонившись к стене, я вытошнил остатки сырого мяса на пол, после чего зашелся в приступе отчаянного кашля, стараясь избавиться от мерзкого солоноватого вкуса, застрявшего в горле. Мне было противно, но приступ отвращения постепенно сходил на нет. Всё так же стоя, прислонившись к опоре рукой, я смотрел в пол и переваривал случившееся. Это просто демон, при том цифровой демон, так что даже учитывая всю неприятность ситуации, я не перешел никаких граней морали или чего-то ещё. Я просто поел сырого мяса в мерзкой оболочке, как например…
– …Сожрал таракана.
Вслух проговорил я, не отдавая себе отчета. Попытка самоубеждения работала и уже через десять минут, я мог смотреть в сторону своего незапланированного пиршества. Сейчас