только от количества совместно воспитываемых детей, но и от социально-структурных факторов. В-третьих, современные дети, особенно мальчики, общаются со сверстниками и вне родительской семьи. Почти все социальные сравнения себя с другими детьми, на которых основывается его самооценка, ребенок делает вне семейной среды. Механически выводить глобальные процессы индивидуализации из количества детей в семье методологически наивно.

Интересный психологический сюжет – гендерные особенности восприятия родителями своего ребенка. При обследовании в начале 1990-х годов 210 московских 13-15-летних подростков и 137 их родителей подростковые образы «Я» оказались довольно гендерно-стереотипными, но не очень жестко. «Среднему мальчику» приписывается уверенность в себе, настойчивость, решительность, заботливость, ответственность и непассивность, тогда как девочка представляется заботливой, ласковой, нежной, ответственной, уверенной и непассивной. Напротив, родители оценивают своего ребенка в значительной степени независимо от его гендерной принадлежности, приписывая ему качества «хорошего ребенка» вообще и наделяя преимущественно «женскими» достоинствами. Родительский образ сына мало отличается от образа дочери: «впечатлительный», «ранимый», «нежный», «ласковый», «неагрессивный» (Арканцева, Дубовская, 1993). В более позднем исследовании восприятия отцами и матерями своих сыновей и дочерей (Ситников, 2003) выявлены различия, касающиеся как характера фиксируемых поведенческих и волевых черт, так и модальности их оценки. По этим данным, материнские оценки детей по мере взросления последних становятся все более позитивными; папы склонны оценивать подростков положительнее, а старшеклассников критичнее, чем мамы, причем отцовские оценки больше материнских соответствуют представлениям детей о самих себе. Однако исследование не было лонгитюдным, а повышенная реалистичность отцовских оценок может быть следствием маленькой и заведомо непредставительной выборки (это были редкие отцы, посещающие родительские собрания).

Как и в прошлом, мальчики, особенно подростки, сильнее тянутся к отцу, чем к матери. Среди обследованных московских старшеклассников образцом для подражания 34,4 % мальчиков назвали отца и 26,4 % – мать; у девочек соотношение обратное: 34,7 % назвали мать и только 20,5 % – отца (Проблемы толерантности…, 2003. С. 175). Однако по этим данным невозможно судить, хотят ли дети подражать отцу и матери как гендерно-ролевым моделям или их привлекают индивидуальные, личностные свойства родителей.

Эмоционально мальчики, как и девочки, чаще чувствуют себя ближе к матери, чем к отцу. При более тщательном рассмотрении степень близости и родительского влияния оказывается неодинаковой в разных сферах жизнедеятельности.

Для сравнения степени психологической близости старшеклассников с разными значимыми лицами (мать, отец, другие члены семьи, классный руководитель, любимый учитель, лучший друг) в 1970 г. были использованы три семиранговые шкалы, измерявшие уровень понимания («Насколько хорошо понимают вас перечисленные лица?»), доверительности в общении («Делитесь ли вы с перечисленными лицами своими сокровенными мыслями, переживаниями, планами?») и субъективной легкости в общении («Насколько уверенно, свободно и легко вы чувствуете себя с перечисленными лицами?») (Кон, 2005). Хотя среднестатистические оценки того, насколько хорошо их понимают окружающие люди, в целом оказались довольно высокими, ведущее положение и у мальчиков, и у девочек всех возрастов занимает «ближайший друг», а матери существенно опережают отцов. В контрольном исследовании московских школьников с 5-го по 10-й класс, проведенном А. В. Мудриком, фиксировалось не только то, насколько хорошо, по мнению респондента, его понимают мать, отец и другие значимые лица, но и насколько важно для него понимание со стороны этого человека, независимо от степени фактической близости с ним. Отвечая на второй вопрос, мальчики называли родителей (по отдельности) чаще, чем друга. Но как только оценивается фактическая психологическая близость (понимание и доверительность в общении), предпочтение отдается другу.

Позднейшие исследования рисуют сходную картину. При опросе 164 московских старшеклассников об их потребности в общении и о реальных взаимоотношениях с разными значимыми лицами общение со взрослыми, включая родителей, оказалось гораздо более формальным и регламентированным, чем общение со сверстниками. Общением с матерью удовлетворены только 31,1 %, а с отцом – всего 9,1 % опрошенных (Пахальян, 1987). Анализ доверительного общения 114 московских старшеклассников (было выделено 14 категорий значимых лиц и 36 обсуждавшихся тем) показал, что наиболее интимные, личные темы («случаи больших разочарований» и «отношения с представителями противоположного пола») обсуждаются исключительно с друзьями. Общение с родителями выглядит более деловым, «предметным». С отцами подростки обсуждают преимущественно жизненные планы и учебные дела, а с матерями, кроме того, домашние проблемы и удовлетворенность собой (Общение и формирование личности школьника, 1987. Гл. 3). В современном Екатеринбурге 49 % опрошенных подростков (без разбивки по полу) самым авторитетным для себя человеком назвали мать, на втором месте (33 %) стоят друзья и на третьем (29 %) – отец. Хотя 38 % подростков уважают своих родителей и 36 % считают, что у них есть с ними взаимопонимание, у каждого четвертого подростка отношения с родителями напряженные, 18 % не допускают родителей в свою личную жизнь (Зборовский, Шуклина, 2005. С. 245). Аналогичная картина и в других странах. При возникновении трудностей материального или морального порядка французские подростки в первую очередь готовы обратиться к родителям, но эмоциональные проблемы обсуждают преимущественно с товарищами и друзьями.

В международном студенческом опросе 2003 г. среди российских юношей признали свои отношения с матерью близкими 78,8 %, с отцом – 71,7 %, далекими – соответственно 21,2 и 28,3 %. В целом, отношения с родителями выглядят хорошими, а разница между отцом и матерью невелика, но особой доверительности в отношениях с родителями ни у мальчиков, ни у девочек незаметно. 45,2 % юношей и 43 % девушек сказали, что подростками они часто «воевали» со своими родителями (это самая высокая цифра в выборке из 9 стран).

Единого, универсального стиля семейного воспитания мальчиков, в отличие от девочек, в современном обществе не существует. Собственный стиль семейной жизни складывается в каждой семье по-своему, причем он может меняться на разных стадиях развития семейной ячейки, по мере взросления детей, изменения трудовой занятости родителей и многого другого. Усредненные социологические данные никакого нормативно-директивного значения не имеют. Их главная ценность состоит в том, что они проблематизируют, ставят под сомнение некоторые привычные стереотипы.

Один из наиболее опасных стереотипов – представление, что необходимой предпосылкой успешного воспитания мальчиков является жесткое разделение материнских и отцовских ролей. Многочисленные исследования показывают, что реальные родительские практики зависят не столько от гендерных стереотипов – что должен делать отец, в отличие от матери, – сколько от индивидуальных черт каждого из родителей, которые могут с этими стереотипами не совпадать, а в семье фальшивить невозможно.

Не имеют научного обоснования и навязчивые заклинания, что мальчиков и девочек необходимо воспитывать по-разному. Хотя гендерные различия существенны и их нужно учитывать, отличия одного конкретного ребенка от другого, даже если это родные братья или сестры, больше и важнее, чем отличия абстрактного мальчика от абстрактной девочки. Сыновья и дочери, как и их папы и мамы, – разные