вниз, вниз! Так, теперь, мой господин, я – только Баббаланья.

– Я проверю его здравомыслие, мой господин? – крикнул Мохи.

– Давай, старик.

– Философ, наш большой риф окружён океаном; что, ты думаешь, лежит за его пределами?

– Увы! – вздохнул Иуми. – Этот вопрос способен вернуть его безумие.

– Мир, менестрель! – сказал Медиа. – Ответь, Баббаланья.

– Отвечу, мой господин. Страха нет, милый Иуми; ты видишь, насколько я спокоен. Плетёная Борода, те незнакомцы, которые приплыли в Мондолдо, доказывают существование островов вдалеке, как и предполагали философы в старину, но не кричали о своих предположениях. Но они вообще считали невозможным, Плетёная Борода, что вне их земли могут существовать другие области, о которых эти незнакомцы не знают, также населённые народами, как и мы, мардиане, но, возможно, с более высокими способностями и с органами, которых у нас недостаёт. У них может быть некий лучший способ видения, чем у нас; возможно, имеются плавники или крылья для рук.

– Это не походит на здравомыслие, – пробормотал Мохи.

– Самая сумасшедшая гипотеза, воистину, – сказал Медиа.

– И тщетны все введения? – закричал Баббаланья. – Неужели у нас, смертных, нет ничего, что могло бы нас поддержать, кроме того, что мы видим своими глазами? Не верите в то, что можно отдохнуть в том внутреннем микромире, в котором мы видим вселенную, отмеченную на карте мелким значком, подобно тому, как целый горизонт отражается в радужной оболочке комариного глаза? Увы! Увы! Мой господин, неужели нет там никакой благословенной Одонфии? Никакой Астраззии?

– Его дьявол снова овладел им, мой господин, – вскричал Плетёная Борода.

– Он абсолютно, совершенно безумен! – вздохнул Иуми.

– Да, луна полная, – сказал Медиа. – Хо, гребцы! Мы отбываем.

Глава XXX

Позади и впереди

Уже светила луна, когда мы отошли от островка. Но вскоре небо стало серовато-коричневым, луна вошла в пещеру среди облаков, и при тайной симпатии между нашими сердцами и элементами мысли всех, кроме Медиа, стали мрачными.

Снова зашла беседа о мрачной вести из Мондолдо – жестоком убийстве спутника Тайи.

Мохи сказал:

– Эти сыновья призрака Алимы, должно быть, и были убийцами.

– Они вынашивали смертельный замысел, – сказал Баббаланья.

– Кого-то смерть бедного Ярла должна теперь удовлетворить, – вздохнул Иуми.

– Значит, мы все стали больше радеть за Тайи, – сказал Медиа. – Но дальше идёт мрак! Ваши брови хмурятся потому, что небо омрачено? Баббаланья, я горюю, что луны не стало. Всё же есть некий парадокс в том, что мы можем смеяться. Скажи, женщина – человек, или ты сам себе аист?

При этих словах все улыбнулись. И тут же воздух пронзила стрела, которая попала в нашу корму и задрожала. И ещё одна! И ещё! Задевая навес, они летели и шипели, затем ныряли вглубь волн, как раскалённые прутья.

Привстав, мы увидали след разбитого судна, ведущего к низкому каноэ, удиравшему вдали за соседнюю гору. В следующий момент оно потерялось в пределах её тени, и преследование за горой стало бессмысленным.

– Летим за ними! – закричал Иуми.

– Мир! Что это за убийцы? – спокойно сказал Медиа. – Кого они могли искать? Тебя, Тайи?

– Эти три мстителя выпустили три стрелы, – сказал Баббаланья.

– Погляди, что за стрела осталась на корме, – крикнул Медиа.

Её принесли ему.

– Великий Оро! На наконечнике изображён Тайи!

– Тогда она прошла мимо своей цели. Но я не буду зарываться и прятаться. И, несмотря на стрелы, я всё же буду продолжать поиски. И несмотря на призрака, за которого мстили эти бледные привидения, и несмотря на всё, что беспокоит меня. Я убил жреца, но, получив её, после потерял; и я убил бы снова, лишь бы вернуть её. Ах, Йилла! Йилла.

Все встали.

Затем Баббаланья сказал:

– Сыновья Алимы не бредили; тогда, значит, верно то, Тайи, что вы заполучили свою Йиллу недобрым путём, и неудивительно, что она потеряна.

Медиа сказал беззаботно:

– Возможно, Тайи, тебе лучше было бы хранить твою тайну; но не говори больше, я не хочу быть твоим врагом.

– Ах, Тайи! Я отступаю от вас, – вскричал Иуми, – но из-за отметки на вашем лбу. Она уничтожает смысл ваших слов. Но посмотрите, вдали движутся звёзды, и кто они? Машущая Айрис! Да, снова пришли они – герольды Хотии!

Они принесли чёрный шип, уложенный в увядшие цветы бальзамических роз, красных и синих.

Иуми сказал:

– Для того, кто ужален, лекарства не существует.

– Кто, кто такая эта Хотия, что она наносит мне такой удар?

– Эта дикая сардоническая улыбка дразнит ваше страдание.

– Прочь! Вы – злодеи.

– Снова возок Венеры и – ло! – венок земляники! Лети же ко мне, и будешь увенчан радостями.

– Позвольте дикой ведьме посмеяться. Она не сдвинет меня. Ни стремительные стрелы, ни цветы Цирцеи меня не ужаснут.

Иуми сказал:

– Они ждут ответа.

– Скажите вашей Хотии, что я её не знаю и не хочу знать. Я бросаю вызов её заклинаниям, она соблазняет понапрасну. Йилла! Йилла! Я всё ещё надеюсь!

Они медленно отплыли, не обращая внимания на мои крики прекратить меня преследовать.

Тьма и тишина опустились на нас.

Глава XXX I

Баббаланья дискутирует во тьме

Пришёл и ушёл следующий день; и, тем не менее, мы плыли вперёд. Наконец, ночью установился штиль, успокоив воды широкой лагуны и успокоив все облака на небесах, стенающих о созвездиях. И так как наши паруса были бесполезны, наши гребцы усердно надрезали водное пространство лезвиями вёсел. Пока мы огибали растрескавшуюся седую старую скалу, Ви-Ви, пришедший в нетерпение от штиля, запрыгнул на своё воронье гнездо во рту акулы и, схватив свою раковину, взорвал тишину воем, который пронёсся среди пустоты, отражаясь эхом.

Уверяю вас, что это было потрясающе, и более всего для одного из наших гребцов, на чьи плечи подняли Ви-Ви, который, потеряв равновесие, внезапно оступился и упал. Но беспечный маленький горнист сам же больше всех пострадал при падении, почти сломав свою руку.

Последовал приём лекарств, и увеличивший компанию Баббаланья сказал так:

– Мой господин Медиа, в этом происшествии была ли чья-либо человеческая потребность?

– Ни одной, о которой я знаю или хочу сказать, Баббаланья.

– Ви-Ви, – сказал Баббаланья, – ты упал нарочно?

– О нет, – рыдал маленький Ви-Ви, укладывая свою больную руку на подвязку.

– Горе! Горе нам всем теперь, – закричал Баббаланья, – из-за этого ужасные события могут произойти с нами, и мы их не сможем избежать.

– Как сейчас, смертный? – кричал Медиа. – Как сейчас?

Мой господин, подумайте об этом. При отсутствии человеческого стимула извне и при отсутствии воли изнутри с Ви-Ви случилась беда, которая почти искалечит ему жизнь. Разве это не ужасающее событие, чтобы не задуматься о нём?

Разве у всех смертных, испытавших подобное, не случались ещё худшие бедствия, невыразимо неизбежные? Горе, горе, говорю я нам, мардианам! Здесь и возьмите мой последний вздох, позвольте мне бросить этого жалкого призрака!

– Нет, – сказал Медиа, – остынь, Баббаланья. Поворачивать по воле волн преждевременно. Давайте попадём домой до полуночи, надлежащее время для вас, смертных, чтобы распластаться во сне. Но, философ, если ты бубнишь о беде Ви-Ви, значит, она стала только следствием его небрежности.

– И что было последствием, мой господин?

– Сам Ви-Ви.

– Тогда, мой господин, что же привело к такой беспечности, какая есть в Марди?

– Долгая смена поколений. Он – чей-то дальний потомок, несомненно, кто был ещё более дальним потомком кому-то, кто также имел предков.

– Большое спасибо тогда Вашему Высочеству, поскольку вы устанавливаете доктрину философской потребности.

– Нет. Я ничего не устанавливаю, но я отвечаю на твои вопросы.

– Всё одно, мой господин: вы – детерминист, другими словами, вы придерживаетесь того мнения, что каждая вещь имеет место из-за абсолютной необходимости.