с лестницы. Вместо балясин существа с острыми ушами в самых немыслимых позах. Рожи у всех были злобные, и от перил я старалась держаться подальше. Бергман это заметил и улыбнулся. Хорошо хоть ума хватило промолчать.

Кабинет Галины оказался за ближайшей дверью. Бергман постучал и, получив разрешение, распахнул дверь, пропуская меня вперед. Галина Андреевна стояла посреди кабинета, скрестив на груди руки, и разглядывала что-то на холсте, прислоненном к стене. Говорю «что-то», потому что, по моему мнению, любоваться там было нечем: беспорядочные мазки и полосы, которые мог намалевать любой, и не обязательно даже человек. Я вспомнила шутку одного из противников импрессионизма, который выставил картину, написанную, по его утверждению, ослом. Тот якобы окунал хвост в ведерки с краской, а потом ее разбрызгивал, весело помахивая хвостом. История всегда мне казалась сомнительной, но теперь, еще раз взглянув на холст, я готова была в нее поверить.

– Что скажете? – кивнув на картину, спросила Галина, не поздоровавшись и даже не поинтересовавшись, кто мы такие.

– Энергично, – ответил Бергман, с минуту пялясь на полотно. – Похоже на глубокое отчаяние.

– Да? – вроде бы заинтересовалась Галина. – Автор назвал картину «Коитус».

– После полового акта люди часто испытывают вселенскую печаль, – продолжил Максимильян. – Так что я был недалек от истины.

Галина засмеялась коротко и резко, разглядывая его с большим интересом. Однако и мне внимание уделила.

– А вы что скажете?

– Лучше не спрашивайте, я даже толком не знаю, что такое коитус.

– Серьезно? Попросите вашего спутника вам объяснить. Вы – Бергман? – протягивая ему руку, спросила Галина. – Признаться, я иначе представляла частного сыщика.

– Жаль, что я обманул ваши ожидания, – усмехнулся Максимильян.

– Шутите? Это самый приятный сюрприз за последние несколько дней. Присаживайтесь.

Галина прошла к столу и села в кресло так, что мы хорошо видели ее ноги, закинутые одна на другую. На ней была узкая юбка с разрезами по бокам и белая блузка с низким вырезом. Наряд вроде бы консервативный и вместе с тем откровенно сексуальный. Галина оказалась старше, чем я думала, лет сорока, с красивым лицом, изнуренным диетами и бесконечными косметическими процедурами.

– Курите? – Она взяла сигарету, закурила и придвинула пепельницу ближе к Бергману. Но, поняв, что предложением он не воспользуется, вернула ее на прежнее место. – Значит, Аллилуев нанял частного сыщика, – произнесла она с насмешкой. – Я всегда считала его идиотом. Деньги на ветер. Я вовсе не хочу вас обидеть, но вряд ли вам удастся то, что не смогла полиция.

– У нас отличные рекомендации, – насмешливо заметил Бергман. – Надеюсь, вы не откажетесь нам помочь?

– Не откажусь. Копайте на здоровье, мне скрывать нечего. Уверена, вы успели внести меня в список подозреваемых. О криминальном прошлом моего брата вам уже сообщили? – Она вновь резко хохотнула. – Кстати, моего дурака-брата поймали на взятке. Он был помощником мэра, недолго. Таких, как он, к деньгам подпускать нельзя. Теперь я навещаю его раз в два месяца. Ума у него не прибавилось, строит грандиозные планы, но с ними придется подождать еще пару лет. Если вы решите, что он способен найти киллера, я вас разочарую: мой брат бездарно завалит любое дело. Мне бы в голову не пришло к нему обратиться, это во-первых. Во-вторых, мне бы не пришло в голову нанимать киллера. Даже если бы я здорово разозлилась. Близкое знакомство с нашей пенитенциарной системой не способствует желанию рисковать. И самое главное, инициатором разрыва с Лотманом была я, и у меня нет ни малейшей причины на него злиться.

– Я слышал другую версию, – спокойно возразил Бергман.

– От кого слышали? От Аллилуева? Что может знать этот идиот?

– Значит, вы расстались по вашей инициативе? А причина?

– Банальная. Встретила мужчину. Молодого. Красивого, – затушив окурок в пепельнице, сказала Галина. – У которого нет проблем с потенцией. Лотман страшно разозлился. Устроил скандал. Грозил забрать картины… много всего успел наговорить. Но впечатления не произвел. Он был ужасный жмот, и лично я от большой любви с ним ничего не имела. Картины он подарил музею, и если он хотел их забрать… да ради бога… В худшем случае – лишусь работы, но и это не страшно. Мой мужчина готов меня содержать.

– Искренне за вас рад, – ввернул Бергман. – И все-таки долгое время вы были близки с Натаном Давыдовичем и как никто осведомлены о его делах, а также взаимоотношениях в семье. Вот об этом я и хотел с вами поговорить.

– Послушайте, – нервно произнесла Галина. – Я не имею к убийству никакого отношения. И не меньше вашего хочу, чтобы убийца оказался в тюрьме. Справедливость восторжествует, а меня избавят от дурацких подозрений. Именно поэтому я согласилась ответить на ваши вопросы. От полиции мало толку, они до сих пор топчутся на месте. Может, вам повезет больше. Но, ради бога, прекратите со мной разговаривать так, точно я – главная злодейка.

– У меня ничего подобного и в мыслях не было, – с намеком на удивление ответил Бергман.

– Хочется верить, – помедлив, буркнула Галина и заговорила совсем другим тоном: – Сожалеть о нашем разрыве мне в голову не пришло. Если кто и был в выигрыше от нашей связи, так это Натан. Он безбожно меня эксплуатировал. Я помогала в организации выставок, находила покупателей на его картины, искала заказчиков, организовывала интервью. И все это совершенно бесплатно, не считая скромненьких подарков ко дню рождения и Восьмому марта. Заполучив меня в работники, он здорово экономил. Я профессионал, меня отлично знают в художественных кругах и охотно воспользовались бы моими услугами за очень неплохие деньги. А Натан тратился только на ресторан. Да и то умудрился пару раз забыть карточки, и платить пришлось мне. Как вам такое?

– И что заставляло вас терпеть все это?

– Любовь, конечно, – фыркнула она. – Или собственная глупость. Называйте как хотите. Он ведь гений, а женщины падки на гениев. Рядом с каждым великим человеком есть великая женщина. В общем, навыдумывала себе всякой ерунды, сдувала с него пылинки, терпела его капризы. Аборт сделала, потому что гению ребенок был ни к чему. А для меня это был последний шанс. Но он сказал «нет», и я, как овца, отправилась на заклание. Восемь лет я была секретарем, нянькой, импресарио – кем угодно. А потом у меня точно глаза открылись. В тот раз я нашла покупателей на его картину, он получил весьма хорошие деньги, наличными, он всегда предпочитал наличные. Мы выпили по этому случаю, я собралась остаться у Натана, но он сказал, что устал и хочет побыть один. За руль я сесть не рискнула, он