– Ну что вы решили?

– Положительно, – говорю, а у самой уши красные от стыда.

Он тоже весь вспыхнул:

– Боялся спросить. Вдруг откажешь!

И ушел на работу. Вечером вернулся, а я собралась уходить. К тому времени я жила уже не в общежитии. Варвара Ивановна устроила меня на Самотеке, сняла угол у женщины, которая приходила к Буденным делать генеральные уборки.

Семен Михайлович говорит:

– Оставайся в доме. Нечего бегать по самотекам. Вы теперь тут хозяйка.

Он от стеснения мне сначала то «ты», то «вы» говорил. А я так вообще еще долго звала его «Семеном Михайловичем» и на «вы».

Он сердился:

– Я твой муж, а Семен Михайлович на коне сидит. Зажили мы с ним как-то сразу очень хорошо и дружно.

Он так радовался, что рождались дети. У него с теми женами дети не получались, и он думал – в нем причина.

13 августа 1938 года появился на свет Сережа.

6 сентября 1939 года родилась Ниночка.

Я бросила институт. Очень жалко было бросать. И Семен Михайлович жалел, но и детей нянькам отдавать не хотелось.

– Ты уж воспитывай ребят, а я буду платить тебе стипендию, – говорил мне Семен Михайлович.

Третий наш сын, Миша, родился в 1944 году.

Варвара Ивановна еще некоторое время жила с нами, а потом уехала в Ленинград к сестре. Семен Михайлович помог ей получить там квартиру. Сложное это было чувство: ее дочь – жена Семена Михайловича – в тюрьме, она сама меня выдала за него, на ее глазах наше счастье проходит, понимаете?»

Похоже, Варвара Ивановна присмотрела Семену Михайловичу новую молодую жену сразу же после ареста дочери. Она очень точно психологически рассчитала, что Буденный после ареста своей жены инстинктивно будет бояться долгое время оставаться без женщины, причем по двум причинам. Первая – политическая. Если Буденный долго будет оставаться один, не заводя себе жену или любовницу, Сталин может заподозрить, что маршал продолжает любить Ольгу Стефановну и ждет ее возвращения из лагеря (а ждать пришлось бы долгих 19 лет). Значит, наверняка должен затаить обиду на него, Сталина, поскольку прекрасно знает, что его жену, жену маршала и народного героя, без санкции Сталина не могли ни арестовать, ни посадить. А это обстоятельство автоматически делало Буденного, с точки зрения Иосифа Виссарионовича, политически неблагонадежным. Вторая же причина была чисто бытового свойства. Семену Михайловичу хотелось семейного уюта, налаженного быта, который две первые жены так и не смогли ему обеспечить. И немолодому уже маршалу очень хотелось детей.

У Варвары Ивановны был и свой несомненный интерес. Она наверняка опасалась, что после ареста дочери ее могут как минимум выселить из Москвы как члена семьи врага народа. Раз Буденный не смог защитить жену, то тещу тем более не сможет. А если он женится на племяннице, которой всего-то 20 лет и которую ни в каких подозрительных связях при всем желании заподозрить невозможно, то никто ее родную тетку трогать не будет.

Показательно, что тетка пригласила племянницу помогать им по хозяйству уже после того, как дочь была арестована. До этого же Мария Васильевна Семена Михайловича видела лишь однажды, хотя не раз заходила к тетке, жившей в буденновской квартире. А после исчезновения Ольги Стефановны при желании легко можно было подобрать домработницу в Москве, не прибегая к услугам начинающей студентки из Курска. Варвара Ивановна вполне откровенно сватала племянницу маршалу. А тот был совсем не против: молодая, красивая, в связях с иностранцами и тенорами Большого театра не замечена.

Вряд ли у него к Марии Васильевне сразу же возникла какая-то любовь. Уж слишком деловито Семен Михайлович предлагал руку и сердце своей избраннице, причем сразу, с места в карьер, и двумя словами о личной жизни с ней не перемолвившись, только от бывшей тещи узнав, что у нее вроде бы нет кавалера. Наверное, Варвара Ивановна для того, чтобы у племянницы не появилось ухажеров, поселила ее у домработницы маршала, чтобы Мария была под присмотром. Хотя, конечно, Буденный действительно волновался, что девушка может и отказать ему, старику, а это будет очень болезненным ударом по самолюбию.

А вот что о знакомстве Буденного с третьей женой рассказывала их дочь Нина: «Ее с ним сосватала мать Ольги Стефановны, родная мамина тетка. Мама приехала в Москву учиться в мединституте на стоматолога. И снимала угол в коммунальной квартире: у хозяйки, за занавесочкой… Сюда, на улицу Грановского, она приходила к двоюродной сестре, но папу не видела – очень его стеснялась. А потом, когда Ольги Стефановны в доме уже не было, тетушка и говорит: „Давай-ка я тебя с Семеном Михайловичем познакомлю. Он такой хороший человек, такой замечательный! Ведь если даже Ольгу и выпустят, какая она ему после всего, что было, жена?“

Ну и познакомила.

А мама была хорошенькая…

Она стала приезжать к тетке, чтобы помочь убраться, что-то приготовить. И вот так полегоньку-помаленьку… Любовь была очень большая – они обожали друг друга, как ненормальные».

Тут, вероятно, присутствует некоторое, вполне понятное, преувеличение. На самом деле, как признается сама Мария Васильевна, с самого начала между ними какой-то большой любви не было. Она появилась позже.

Сталин, когда приказал арестовать жену Буденного, использовал метод обеспечения лояльности к своей персоне, опробованный не только на Семене Михайловиче. Были арестованы также жена будущего маршала Г. И. Кулика, жена начальника личного секретариата Сталина А. Н. Поскребышева (этих женщин расстреляли), жена «всесоюзного старосты» М. И. Калинина, жена второго человека в партийно-государственной иерархии В. М. Молотова (этим двоим повезло – отделались тюрьмой, лагерем и ссылкой). При этом мужья арестованных оставались на своих постах, даже получали повышение. Кулик, например, стал маршалом, правда, потом был разжалован и в конце концов, уже в 1950 году, расстрелян. Молотов остался в Политбюро, Калинин – во главе Верховного Совета, а Поскребышев почти до самого конца был первым помощником Сталина. Зато если бы Иосиф Виссарионович захотел избавиться от неугодного сановника, всегда можно было получить от жены показания против мужа насчет очередного заговора. Сталин подвешивал маршалов и партийных функционеров на крючок, они это сознавали и не трепыхались.

По этому поводу Хрущев писал в своих мемуарах: «Академия – кузница кадров (Никита Сергеевич был в 1930 году избран секретарем парткома Промышленной академии. – Б. С.), как тогда говорили, поэтому меня часто вызывали в ЦК к Ежову, и я всегда находил у него понимание. Он был простой человек, питерский рабочий, а тогда это имело большое значение, – рабочий, да еще питерский. Но под конец своей деятельности, в конце своей жизни, это был уже совершенно другой Ежов. Я думаю, так повлияло на него то, что он знал, что происходит. Он понимал, что Сталин им пользуется как дубинкой для уничтожения кадров, прежде всего старых большевистских кадров, и заливал свою совесть водкой.

Позднее мне рассказывали следующее. На последнем этапе его жизни и деятельности у него заболела жена. Она легла в Кремлевскую больницу, но уже было решено, что, как только она выздоровеет, ее арестуют. Сталин широко применял такой способ ареста. Через жен ответственных работников он старался раскрыть «заговоры», раскрыть «предательство» их мужей – ответственных работников. Жены ведь должны знать их секреты и сумеют помочь государству, разоблачить врагов народа. Так были арестованы жены Михаила Ивановича Калинина, Кулика, Буденного, позже и жена Молотова Жемчужина. Я даже не знаю, сколько их было, таких; наверное, огромное количество невинных женщин, которые пострадали за невиновность своих мужей. Все они были расстреляны или сосланы». Добавим, что Евгения Ежова-Хаютина не стала дожидаться ареста и отравилась в больнице снотворным.