— На всех трех? И даже на трехмерном? Я тебе сразу говорил, что будет мальчик. Девочку можем и потом сделать… — осекаюсь, натыкаясь на ее хмурый взгляд. — Ладно, два презерватива и скотчем перемотать, я понял.

Юля громко прыскает, а сын откликается не довольным мурлыканьем.

— Ты поэтому никак не хотела с именем определиться? — тихо спрашиваю.

Смотрит на сына и кивает.

— Очень хотела девочку, — вздыхает. — Но мальчик у нас тоже вышел замечательный...

— Я так испугался за тебя… — наклоняюсь и целую ее в лоб. Щеки. Нос. Губы. — Я люблю тебя. Ты большая молодец. Справилась со всем, а я помогу со всем остальным, если вообще смогу.

Кажется, я переоценил свои силы.

Юля легко отвечает на мой поцелуй.

— Я тебя сейчас люблю меньше, чем обычно, но все равно люблю…

Мой черед смеяться.

— Папа уже знает?

— Думаю, он уже одной ногой в самолете, ты его что, не знаешь? Завтра будет уже тут. Отдыхай. Они сказали, что тебе надо поспать.

— А если я его уроню? Задавлю? Нет, лучше не буду.

— Не уронишь. И не задавишь. Я буду тут, следить. Спи. Я никуда не уйду.

— Правда?

— Я вас больше никогда не оставлю, ты же знаешь. Засыпай, балеринка. Тебе нужны силы. Кажется, этот богатырь к тебе присосался надолго.

Она снова тихо смеется, но уже с закрытыми глазами. Через секунду Юля уже спит.

Из палаты я выхожу только через несколько часов. Глаза слипаются, но улыбка не сходит с лица. Возле курилки на улице вижу своего недавнего знакомого.

— Угостите?

Он кивает. Протягивает мне сигарету.

— Я вообще-то бросил, но..., — говорю, с наслаждением затягиваясь.

— А я вообще не курил, — отзывается мужик. — Напомни, как тебя зовут? А то у меня из головы вылетело после всего. Я Андрей Романов.

— А мы и не успели познакомиться, — говорю, делаю глубокую затяжку, уже подбирая в голове созвучные и не менее гордые имена для своего сына, и выдыхаю: — Константин Гронский. Приятно познакомиться.

Конец!