лежит наша Мария Константиновна вместе с тысячами других людей под большим гранитным монументом в честь тех, кто ту войну не пережил…

Дед мой, Леонид Петрович, который по доносу своего же сотрудника был арестован как «враг народа», не прожил и года после ареста. Он был убит в лагере ГУЛАГ в Магадане. Дед работал на прииске имени Водопьянова по добыче золота и за невыполнение нормы был расстрелян в сопках недалеко от лагеря. Конечно, мне хотелось бы съездить на это памятное для моей семьи место, тем более что там обществом «Мемориал» и родными погибших поставлен памятник жертвам террора тех времен. Но туда мне никак не добраться.

Урны с прахом бабушки Ольги и тети Люси находятся в одной ячейке колумбария Донского кладбища в Москве, а моя няня Лиза, ее брат Василий и лучшая подруга Паня лежат в могиле тоже в Москве, но на Кузьминском кладбище. Бабушка Таня лежит тоже в колумбарии Донского монастыря, но я не знаю где. Помню, что в детстве с мамой туда ходил, но сам найти ячейку с ее именем не смог. Может, ее уже и нет.

Мои родители Игорь и Лена Межеричер, а также сестра Таня похоронены далеко от родины, в шведской столице Стокгольме, куда они переехали жить вслед за мной. Они прожили там кто долгую, а кто не очень, но всё же счастливую жизнь в окружении детей и внуков. Об этом, надеюсь, напишет кто-нибудь из моих потомков, если будет иметь к тому склонность.

Пусть мои родные и любимые люди похоронены в разных местах и в разное время, но в моей памяти они, как на одной общей фотографии, находятся все вместе где-то там, далеко и высоко, куда и мне когда-нибудь откроется путь. Мне видится, как они, герои этой семейной саги, которых уже нет среди нас, живых, сидят одной большой семьей, улыбаясь нам, живущим в разных странах и городах, откуда они в свое время переселились в мир небесный, оставив за своей спиной радости и горести земной жизни, нашей жизни. И мне от этого хорошо на душе и удивительно спокойно…

Автор

Няня

В ладони мягкой детская рука

Лежит, жарка от снятых рукавичек.

Мы на прогулке, я несу жука

Другой рукой в коробочке от спичек.

Мне няня потихонечку поет.

Мне хорошо. Москва. Конец апреля.

Она меня не торопясь ведет

К большому парку, где стоят качели.

Мне года три, хотя, скорее, пять,

На мне ботинки, серое пальтишко,

Мне хочется на лужи наступать,

Но няня шутит: «Ах ты, шалунишка!»

И я смеюсь, я б убежать хотел,

Но маленький пока и не сумею.

Я рад прогулке, я три дня болел,

И вот теперь от шарфа жарко шее.

Всё это было много лет назад,

Но след такой оставило на сердце,

Что мне приходит в мыслях и во снах

И в годы те приоткрывает дверцу.

Я не забуду это никогда,

Они светлы, бесхитростны и чисты —

Мои и няни лучшие года,

Моей души крахмальные страницы.

А няня? Я, наверное, ее

Любил сильнее, чем отца и маму,

В ней было всё родное, всё мое,

Она была на свете самой-самой.

Я по утрам любил в ее кровать

Прийти и к ней прижаться, как к подушке,

И в легкой дреме утра ощущать

Тепло ее ладони на макушке.

Да, руки няни не сравнить ни с чем,

В них ласка, и защита, и решенье

Моих обид, болезней и проблем.

Всё детство они были утешеньем.

Они несли, когда я уставал,

Я их кусал порой от раздражения,

А став постарше, я их целовал,

Вводя ее в неловкость и смущение.

Я так любил, когда мы с ней вдвоем,

А в доме тихо. С яблоком шарлотка.

Вот мы сидим за чаем за столом,

А стол мне доставал до подбородка.

Смешно, конечно. Вот она встает,

Возьмет подушку, под меня подложит

С ворчаньем тихим: «Горе ты мое!»

И мне еще один кусок положит.

Бывало, на меня нахлынет грусть,

Во взгляде детском видятся слезинки —

Я на колени к няне заберусь

И глажу возле глаз ее морщинки.

Она затихнет, волос с сединой.

Я мог бы так до темноты кромешной

Сидеть и гладить медленно рукой

Мой детский мир, счастливый и неспешный.

Мне память эта очень дорога,

Настолько, что хочу ей поделиться.

Мои и няни нежные года,

А может, жизни лучшие страницы.

Мне даже и когда я повзрослел

Порой хотелось к ней в подол уткнуться.

Какое счастье в жизни я имел!

Жаль, в это время не дано вернуться…

Примечания

1

И сколько ты платишь этой девочке? (нем.)

2

Фальшь, дорогая сестрица, опять фальшь! (нем.)