про которого пишет сэр Джон, потому что эти ожоги есть именно у него. Он — настоящий ребёнок Вентвортов. Что происходит дальше, понять сложнее. Очевидно, что у них с леди Клементиной состоялся разговор, после которого она и пишет то письмо. Во время ссоры она наговорила довольно жестокие вещи, и, как можно понять, ничего не объяснила про настоящее положение дел. Я думаю, она растерялась, а, учитывая, что она была и без того зла на Руперта, разговор вышел не самым приятным.

Айрис замолчала, ей надо было перевести дыхание.

— Продолжайте… — сказал Годдард.

На Дэвида Вентворта она даже не решалась смотреть. Она видела краем глаза, что он стоял, опершись одной рукой о крышу своего автомобиля, но что было сейчас на его лице, она не знала. И боялась узнать.

— Я думаю, что Руперт был в шоке. Он всегда чувствовал себя ненастоящей, может быть, даже худшей частью семьи. Ему казалось, что им пренебрегли. Мать отправила его в школу в Швейцарии, почти всё состояние должно было перейти Дэвиду… Даже здоровье… Теперь понятно, что все его проблемы — следствие того, что миссис Хьюз пыталась прервать беременность, но для Руперта это было просто ещё одной несправедливостью. Представляете, насколько усиливаются его обида и чувство обделённости, когда он узнаёт, что и Эбберли, и титул, и всё прочее — по праву его? Не знаю, пыталась ли леди Клементина объяснить ему, что он на самом деле не её ребёнок, но даже если и пыталась… Она же ничего не могла сказать, потому что обещала. По крайней мере, так написано в черновике. Возможно, что потом она, как и мисс Фенвик, решила бы, что эта тайна того не стоит, но в тот момент она ничего Руперту не рассказывает. Только говорит, что он ошибся. Естественно, он ей не верит. Он же сказал, что она — чудовище. Вот так он о ней и думает до сих пор, как о матери, которая предала собственного ребёнка. После ссоры леди Клементина пишет письмо. Теперь мы точно знаем, о чём письмо, о какой тайне идёт речь. Спустя какое-то время она идёт к реке. Мы это обсуждали раньше: нож для бумаг — неподходящее оружие. Человек, который планирует нападение, его бы не взял. Я думаю, что Руперт из окон библиотеки, которые выходят на малый парк, или из окон кабинета видит, как леди Клементина выходит из дома. Наверное, это было что-то вроде приступа ненависти, такой сильной, что он решает расквитаться с ней за всё. За все годы страданий. Он хватает нож для бумаг и выходит через дверь в восточном крыле, чтобы быстрее догнать её. Удачно, что он ни с кем не сталкивается, но это неудивительно. На первом этаже десятки дверей… Из библиотеки — четыре, и все ведут в разные комнаты. Есть коридоры для прислуги… Не мне вам объяснять. Руперт идёт через парк, догоняет леди Клементину и… И всё.

Она осторожно, почти исподтишка бросила быстрый взгляд на Дэвида. Тот застыл в напряжённой, хрупкой неподвижности, как человек, которому каждое движение причиняет невыносимую боль. Глаза его были одновременно яростными и умоляющими. Он и хотел знать правду, и не желал в неё верить. Айрис думала, что он сейчас скажет, чтобы она замолчала, не смела говорить больше ничего, но Дэвид не стал её прерывать.

— Я думаю, он рассчитывал позднее с помощью письма доказать, что является настоящим ребёнком Вентвортов, — продолжила Айрис. — И поэтому не совсем понятно, почему письмо оказалось у леди Клементины. Но допускаю, что Руперт мог ни о чём таком не думать. Он совершил убийство под влиянием эмоций. И шесть лет он считал, что был в каком-то роде прав, потому что мстил за свою сломанную жизнь. Он убил чудовище. А сегодня он узнал, что она вовсе не была чудовищем. Он убил женщину, которой обязан всем, что у него есть. Теперь вы понимаете, почему он не хочет верить, что его настоящая мать — Марта Хьюз? Понимаете, откуда это отчаяние? Потому что он никакой не благородный мститель, он не восстановил справедливость. Он просто убийца.

— А дальше?

Айрис показалось, Дэвид с огромным трудом заставил себя произнести два этих слова.

— Он вернулся в дом. Отсутствовал он совсем не долго, никто этого не заметил. А дальше его ждал сюрприз — когда тело не нашли и начались поиски на реке. Он не мог понять, что происходит, кто спрятал тело и видел ли этот человек момент убийства. Говорят, Руперт в волнении перевернул всю свою комнату вверх дном, даже переломал некоторые вещи. Это произошло в первые же часы поисков. Не рановато для таких сильных переживаний? Я предполагаю, что его, как и сегодня, подвели эмоции. Он уже тогда знал, что леди Клементина мертва и скоро её должны найти. Думаю, он и так еле сдерживался, а когда понял, что тело исчезло, то разнёс всю комнату. Возможно, он даже думал, что она могла выжить и скоро разоблачит его.

— Что ж, это очень красивая догадка, мисс Бирн, — задумчиво сказал инспектор Годдард. — И я сходу действительно не могу придумать ни одного аргумента против. Всё складно, разрозненные куски оказались связанными, почти всему есть объяснение, и хорошее. Невероятная смесь человеческого умысла и случайности. И трагическая ошибка в основе всего. Журналисты будут в восторге. Но не суд.

— Я это знаю, — сказала Айрис. — И сразу вам про это сказала. Я уверена, что правильно всё поняла, но настоящих доказательств нет.

— Я должен подумать, хорошенько подумать над всем этим. Бывает, что доказательств не видишь, когда движешься вслепую, а когда узнал, что произошло, то понимаешь, где их искать.

— То есть, вы думаете, что так оно всё и было? — спросил Дэвид. В его голосе слышался вызов.

— Я думаю, что это лучшая версия из всех. Она единственная даёт хоть сколько-то вразумительный мотив и всё объясняет: и ссору, и письмо в кармане, и спонтанность убийства, и даже поломанную мебель. Но да, она недоказуема. Никто не сможет доказать, что ваш брат когда-либо читал то письмо, или что он брал нож, или что покидал дом.

Дэвид кусал губы:

— И что мне теперь делать?

— Ничего. — Инспектор Годдард встал вплотную к Дэвиду: — Не вздумайте ничего делать, вы поняли? Вы ничего не должны делать или говорить. Всё равно ничего не добьётесь, и станет только хуже. Сэр Дэвид?

Годдард смотрел на него в упор.

— Да, я вас понял, инспектор, — сказал Дэвид наконец.

— Это просто версия, такая же, как все