Так. Высыпать щепоть зелёного порошка в розовую кашицу из бронзовой баночки… Так. Добавить две щепоти золотой пудры и всё тщательно перемешать… Теперь над тем, что получилось, надо произнести заклинание. Какое? Он раскатал по полу длинный пожелтевший от времени свиток и пошёл вдоль него на четвереньках, стараясь найти нужные строки. Поднимать мертвецов Хачу не приходилось уже давно, а заклинания, которыми долго не пользуешься, выветриваются из памяти. Вот! «Шу халяванабарсаа…» – и так далее. Всё! Готово. Теперь этим чудодейственным составом надо натереть лоб, пятки и запястья покойника, а потом разбудить его обычным толчком в бок. Нет. Если встанет просто так, у него кишки вывалятся, и будет он на них наступать на каждом шагу. Шёлковую скатерть – пополам, и сделать ему пояс пошире… Вот теперь можно и будить… Ну, вставай, верный Кунтыш, важный свидетель, истинный слуга своего господина, вставай и торопись, потому как до зимы далеко, а времени мало. Кто-то замышляет дурное против твоего благодетеля, против нашего славного Корса, против братвы, против всего, что нам дорого.

Хач опрокинул стол, и тело с грохотом свалилось на пол. Всё было сделано как надо, но мертвец упорно не желал оживать. Теперь Кабатчик уже был готов вспылить и начать рвать покойника, не поддающегося перевоспитанию, на мелкие куски. Но! Наконец-то! Кунтыш, славный парень, польза ходячая, остроумный собеседник, душа компании, – он поднимался. Вяло, конечно, нет в нём былой лёгкости, но полежи-ка трупом полночи и чуть ли не целый день…

– Кто тебя убил? – медленно произнёс Хач свой вопрос, помня, как туго соображали бледные меченосцы. Но зато как они быстро действовали, как не знали усталости, когда задача становилась им ясна! – Кто тебя зарезал?

В ответ раздался приглушённый стон. Кунтыш выбрался из-под обломков стола и шагнул к выходу. Едва ли от него можно было ожидать большего, и Хач просто двинулся за ним, по пути затолкав Око в заплечный мешок. С таким сокровищем нельзя было расстаться даже на мгновение. Светоносный не простит, да и стырить могут.

Когда мертвец спускался по лестнице, внизу возникла короткая тихая паника, а кто-то из шестёрок даже заполз под стол, не решившись, впрочем, завопить от охватившего его ужаса. Зато законники в целом были на высоте, только Тесак слегка побледнел. И Шкилета почему-то нет. А ведь велено было, чтобы каждый вечером – как штык.

– Братва! Наш мёртвый друг зовёт нас на прогулку! – торжественно сказал Хач и похлопал ожившего покойника по плечу. – Он нам покажет, где гнездится враг, и сам его, наверно, загрызёт на наших глазах. А мы посмотрим. Верно?

На лицах нарисовались вымученные улыбки, кто-то смущённо кивнул, а иные даже попятились, когда Хач со своим мертвецом спустились вниз. Но это было простительно. Привыкнут. Когда всё кончится, из тысяч останутся единицы, но всякий, кто выживет после великой резни, будет достоин того, чтобы насладиться плодами победы. Но пока ещё рано думать о том, что будет. День ещё не кончился, и, пожалуй, писарю придётся до полуночи испачкать своими каракулями ещё пару листов.

Слух о том, что Хач и законники вышли из Хазы вместе с Кунтышом, зарезанным насмерть прошлой ночью, разнесся по Корсу со скоростью базарной сплетни, и когда процессия вышла из ворот крепости, за ней уже тянулся хвост в несколько сотен рыл. Мертвец то и дело останавливался, становился на четвереньки, принюхивался, как будто мог что-то учуять сквозь собственный трупный запах. Он довольно уверенно двигался вдоль залива, и путь, похоже, собирался быть не слишком коротким.

– Кого ищем-то? Это… Хач почтенный, – наконец решился спросить Пухлый, но Кабатчик только приложил палец к губам, давая понять, что разговоры сейчас ни к чему.

Дальше все шли молча, даже ступать старались как можно тише. И никто не посмел отстать, или забежать вперёд, или просто затаиться за низкорослыми кустами, пробивающимся сквозь мелкую прибрежную гальку.

На закате Шкилет повернулся лицом к тому месту, где за серой пеленой должен был находиться багровый блин закатного солнца, и позвал Служителя – как учили, прижав к груди серебряную бляху, исписанную неведомыми знаками. Но как он ни старался, берег оставался пуст. Он расстелил одеяло, отнятое у Кунтыша, положил на него здоровенное хрустальное яйцо и сам присел рядом. Многочисленные грани так и играли разноцветными яркими бликами, несмотря на пасмурную погоду и быстро густеющие сумерки. Эта штука наверняка стоила немало, и в прежние времена он непременно отнёс бы её в Разменную слободу. Может быть, то же самое и собирался сделать покойник? Но почему этот проклятый Служитель так и не явился? Хоть сказал бы чего… И что теперь с этим яичком делать? Ни продать его, ни съесть… А себе для красоты оставить – опасно. Жить вообще опасно – всё время рискуешь сдохнуть. Нет, надо было ещё по весне отсюда чалить куда подальше! Чуял ведь: добром этот год не кончится.

«…если вдруг однажды тебе станет жутко от той жизни, которая вокруг тебя, если душа твоя начнёт замерзать…» – как ведь гладко говорил-то: приду, мол, только позови! Душа, понимаешь… Было бы чему мёрзнуть. А есть ли вообще душа у душегуба?

– Нау! – сделал он последнюю попытку докричаться до Служителя, но зов снова утонул в пене прибоя.

Может, припрятать сокровище до лучших времён? Да только наступят ли они – эти времена? Да и может ли эта штука вообще принести удачу? Вон Кунтышу как не повезло – только он её притырил, сразу же и сдох. Швырнуть бы её в воду и забыть о ней навсегда. Так спокойнее будет, ежели Служитель не является. Вот и забивай с ними склянки после этого.

Шорох прибрежной гальки прервал его горестные размышления, и оказалось, что вдоль берега происходит факельное шествие. Значит, братва кого-то ищет или чего-то потеряла. Сейчас неплохо было бы незаметно присоединиться к толпе, а то законников и так негусто осталось, и если кто-то из них не участвует в общих забавах, это может не понравиться Хачу. Опасно – оказаться у него в немилости. Хотя и в милости – не лучше. У него теперь одно наказание – чирк по горлу и рыбок кормить…

Шкилет окинул взглядом изъеденные волнами прибрежные скалы, соображая, куда бы спрятать до поры свою добычу, но за спиной вдруг послышались чьи-то медленные тяжёлые шаги. Он оглянулся, и колени его чуть не подломились от внезапного испуга – Кунтыш, зарезанный прошлой ночью, стоял перед ним в дюжине локтей, широко расставив ноги, и смотрел исподлобья на своего убийцу, а между двух валунов, торчащих за его спиной, протискивался сам законник Хач.

Всё… Теперь думать оставалось только об одном: что предпочесть – прожить ещё пару дней, вися на дыбе, или броситься в холодные воды залива и плыть вперёд, пока морская дева не позовёт. Нет, и соображать, что лучше, уже некогда… Кунтыш уже тянет к нему скрюченные пальцы и неумолимо приближается, упорно продолжая переставлять свои почти негнущиеся ноги. И вонь! Эта вонь… Ещё несколько шагов, и возмездие свершится. Мёртвого не убить – только живой может до смерти дожить.

Хач наконец выбрался из узкой расселины и с нескрываемым любопытством смотрел, что будет дальше. Значит, позабавиться решил повелитель Корса, не иначе. Руки сами схватили хрустальное яйцо, а ноги сами понесли его прочь – куда угодно, лишь бы подальше от этих мерзких пальцев, готовых вцепиться в него мёртвой хваткой, чтобы утащить за собой в Пекло. Несколько прыжков, и Шкилет оказался почти у самой полосы прибоя. Единственная лодка, лежащая на берегу, наверняка была дырявой, но не пойдёт же она сразу ко дну. Если удастся отгрести от берега, то какое-то время ещё можно будет побороться за свою драгоценную жизнь, а потом, как и полагается жителю Корса, отправиться к Хлое. Морская дева, по слухам, не слишком строга к утопленникам. Главное – не оглядываться! Главное…