Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Элла.
Я вскрикиваю, когда мое тело сотрясается с такой силой, что моя задница отрывается от пола и падает обратно.
Глаза Криса расширены, его взгляд устремлен на мою ногу, на стекающую кровь и на белые рукава. Я не слышала, как он вошел. Все, что я могла слышать, — это ровный стук моего сердца, когда прекрасная боль проносилась сквозь меня.
— Элла, детка…
Его лицо бледнеет, когда на него обрушивается реальность.
Упав передо мной на колени, он выхватывает лезвие из моей руки.
— Что ты делаешь? — прохрипел он.
Он прижимает руку к моей ноге, и я начинаю дрожать от стыда. Это мое. Мой секрет, мой механизм преодоления. И никто не должен об этом знать. Странное хихиканье покидает меня, и я смотрю мимо него.
Мир словно теряет цвет и звук, когда я диссоциирую. Я знаю, что я здесь, но моей души нет.
— Не надо, — сурово говорит он. — Вернись.
Откуда он вообще знает?
— Как ты могла так поступить со мной? Как я мог поверить тебе, когда ты дала мне это глупое оправдание, — умоляет он, его голос так отчаянно требует понимания. Он целует меня в лоб.
— Вернись.
Мои щеки. Мои губы. — Когда это началось? В школе у тебя не было таких шрамов.
Как он мог так поступить со мной?
— Я не знаю, — повторяю я шепотом. — Это началось после разрыва. Или, может быть, когда все стало хуже с моим отцом. Вечеринки. Я тупая. Он говорил, что я такая глупая. Я глупая. Я не знаю… Я ненавижу тебя.
Я медленно моргаю, силы уже не так велики. Голова кружится.
— Я все знаю, — прохрипела я. — Все.
— Сладкая. — Когда я открываю глаза, он стоит передо мной, его черная рубашка исчезла. — Ты ничего не знаешь.
— Я знаю, что ты сделал, — говорю я, задыхаясь. Ничто не реально, не так ли? Ничто не кажется реальным.
Мой взгляд останавливается на клинке, который он держит в руках. — Отдай его.
Оно направляется к его животу.
— Что… Крис!
Меня возвращают к реальности, как будто кто-то только что вылил ведро холодной воды.
Он порезался.
— Зачем ты это делаешь? — спрашивает он, в его мягком тоне слышится мучение.
— Когда? — Пока он говорит, он режет себя снова.
И еще раз.
— Мне нужно понять, — объясняет он, как будто ничего не чувствует. — Если я пойму, я смогу остановить это. Помоги мне.
Я качаю головой, из моего рта вырываются рыдания. — Я сама этого не понимаю. Остановись. Прекрати причинять себе боль.
— Когда ты это делаешь?
— Я не знаю.
— Когда это было в последний раз?
— Я не знаю. Я не знаю. Я не знаю, — кричу я, слезы текут по моим щекам и шее, смачивая грудь, а мой хриплый голос продолжает умолять. — Пожалуйста, остановись.
— Нет. — Он делает это снова, и кровь стекает по его прессу. — Если тебе больно, то больно мне. А если ты истекаешь кровью, я истекаю кровью.
— Ты сломал меня. Ты сломал нас. Остановись! — кричу я.
— Ты ничего не знаешь о том, почему я сделал то, что сделал… Я должен был.
— Нет. Ты мог бы быть честным. Ты мог бы… ты мог бы… остановись!
На его животе появляется еще одна линия, на которой будет шрам. Меня тошнит от этого зрелища, в груди щемит от отчаяния, что нужно это прекратить. Остановить все.
— Послушай меня, — говорит он низким, почти угрожающим голосом. — Ты не хотела, чтобы я возвращался, и я предупреждал тебя. Нет абсолютно ничего, и я имею в виду ничего, что я не сделал бы, чтобы вернуть тебя.
И он снова режет себя.
— Я истеку кровью, если понадобится. Я разрушу все твое будущее. Я буду тащить тебя, пиная и крича, но чего я не сделаю, так это не позволю тебе уйти от меня.
Он задыхается, его мышцы напрягаются, пресс напрягается, когда он собирается сделать еще один рывок. Остановившись, он смотрит на меня, лежащую на полу.
— Если тебе больно, то и мне больно, — повторяет он более спокойным голосом. Затем он опускается передо мной на колени и кладет руку мне на щеку. — Почему ты это сделала?
— Моя жизнь рушится, — сокрушенно всхлипываю я.
Вытерев слезы большим пальцем, он подносит другую руку к моему лицу и повторяет процедуру.
— Позволь мне собрать ее обратно. Пожалуйста. Пожалуйста, я умоляю тебя. Позволь мне собрать осколки.
— Не осталось никаких кусочков, Крис. Все пропало. Больше нечего исправлять, и это все твоя вина.
— Тогда построим новую жизнь со мной. Давай построим наш собственный мир. Ты будешь солнцем, а я буду греться в твоем свете. Будь воздухом, и я буду вдыхать тебя. Дай мне жизнь, дай мне цель. Будь моим всем. Я знаю… — Он глубоко вдыхает, вбирая в себя все. — Я знаю, что хочу многого. Я знаю, что тебе будет трудно отказаться от контроля, но я также знаю, что ты можешь стать тем, кем ты должна быть на самом деле. Я не художник, не поэт. Я не художник, который изобразит тебя в прекрасном виде. Единственное, что я могу сделать, — это придать тебе форму богини, которой ты являешься.
Он нажимает на мой затылок, притягивая меня к своей груди. — Дыши, сладкая. Дыши для меня, пожалуйста.
Это кажется невозможным. Но потом, прижавшись ухом к его горячей коже, я слышу стук его сердца. Он делает еще один вдох, и я чувствую, как оно успокаивается.
— Как я, — тихо говорит он. — Как я.
Я слежу за тем, как расширяется, сжимается и опадает его грудная клетка. Я делаю то же самое, подражая ему.
— Еще раз.
Вдох.
— Молодец. Посмотри на себя, детка. — Он гладит мои волосы. — Ты такая хорошая девочка для меня.
Я киваю, прижимаясь к его груди. — Я больше так не буду.
Он отстраняет меня, заглядывая в мои глаза. Он уловил ложь. Я вижу это. — Не давай обещаний, которые не сможешь выполнить.
Еще больше слез катится по моим щекам. Я чувствую, что меня разрывает на части. — Я не знаю, что делать.
— В следующий раз, когда ты сделаешь шаг к тому, чтобы навредить себе, позвони мне. Неважно, в какое время суток. Неважно, где ты, с кем ты, что ты планируешь делать. Если думаешь, что будет больно, звони.
Он целует мои губы, жестко и неистово.
— Ты чувствуешь это? — рычит он, прижимаясь ко мне. Мне кажется, что мое тело живет только в тех местах, где он прикасается ко мне.
— То, что ты чувствуешь, когда я обнимаю тебя.