Лавенерес вдруг закашлялся: длинно, липко, Деана почти услышала, как что-то отрывается у него внутри. Наконец он выплюнул на ладонь мокроту цвета толченого кирпича.

– Не слишком княжеское поведение, верно? – Он вытер ладонь о край ванны. – Самерес говорил, что когда Око тебя призывает, то ты отчасти здесь, отчасти – в Царстве Агара. Говорил о красной равнине и о ветре, что несет тучи красной пыли. Владыка Огня не имеет дома, радушного к людям. Я этого не видел… – Он горько скривился. – Зато чувствовал… ветер… смешение и испуг… Испуг бога.

Последние слова она скорее прочла по движению его губ, чем услышала.

– Все будет хорошо.

– Может, и так. Несколько лет назад… Агар тоже был беспокоен, но ничего серьезного не случилось. Может, ты и права.

Она притронулась к его лбу. Внутреннее пламя, что, казалось, пожирало князя, угасло.

– Выходи из воды, она уже холодная.

Деана впервые видела его голым. Помнила ту ночь, ладони, вылепляющие в темноте контур худого, мускулистого тела, но чувствовать и видеть – большая разница. Лавенерес вытерся и, чтобы не надевать влажных от пота вещей, завернулся в простыню.

– Я могу остаться?

– Это большая кровать.

Она загасила свечи и скользнула за его спину.

– Я не хочу им быть, – прошептал он.

– Не понимаю.

– Я не буду хорошим князем во времена, когда и Бессмертный испытывает страх.

– А в другие – был бы?

Он промолчал в ответ.

– Я боюсь.

– Знаю.

– Я ношу маски днем и ночью: Дитя Огня, князь Белого Коноверина, потомок Избранных, первый в Храме Огня. И каждая из них – теснее и менее подогнана, сильнее сдерживает дыхание. Я дышал полной грудью только…

Она положила палец ему на губы:

– Многовато говоришь. – И поцеловала его в затылок. – Я тоже тоскую по той пещере. И по слепому переводчику.

Он послушно замолчал. А потом они отправились туда, в пустыню, медленно напоминая себе, как это – дышать так, словно каждый вдох последний, уверяться в том, что они живут, потому что лишь жизнь может одновременно иметь привкус пота, мускуса, желания и радости. Дикой чистой радости от того, что миг назад они отбросили все маски.

Когда она проснулась перед самым рассветом, его уже не было рядом. Но это не имело никакого значения.

* * *

Утром ее проведал Сухи. Деана приняла его без удивления, он все равно имел привычку появляться в любое время, и, честно говоря, она ждала этого визита. Дворец в последнюю ночь напоминал муравейник, обоссанный козой.

– С ним все нормально. О чем ты почти наверняка знаешь, потому что у слуг во дворце языки длиннее, чем у черного хамелеона. – Отравитель кисло улыбнулся. – А у тебя проблемы.

– У меня? – Деана уселась поудобней и указала мужчине на место за столом. – Вина? Чего-нибудь съесть? Это жаркое до сих пор теплое.

– Хмм. – Сухи наполнил бокал, поднял на свет, понюхал. – На твоем месте я бы получше проверял, что я ем и пью. Ты поссорилась не с той женщиной.

– Та, подле окна? – Проклятие, она было подумала, что он пришел по делу последней ночи, и уже готова была сказать ему пойти высраться и подтереться колючим кустом, а тут такая мелочь. – Это всего лишь…

– Это была Хемвесия Версунель, сестра галиоха. – Он глотнул и взболтал напиток в хрустале. – Хм… неплохо и, похоже, не отравлено. Овийя все еще тебя любит. О чем это я… ах, ее брат – третий в иерархии двора. Он уже успел подать жалобу и поднять небольшую бурю. Якобы ты пыталась убить его любимую сестру, которая едва сумела защититься, утратив всего несколько локонов.

– Были свидетели всего случившегося.

– И ты их найдешь и заставишь сказать правду? Твою правду? То-то же. Что там случилось?

Деана задумалась. А что, собственно, случилось? Вчерашний инцидент уже казался ей совершенно неважным.

– Она на меня фыркнула.

Отравитель никак не прокомментировал. Казался абсолютно сосредоточенным на искорках в гранях бокала.

– Я тоже на тебя фыркаю. А Самий, как я заметил, даже строит оскорбительные рожи, – проворчал он наконец.

– Но вам можно. А если люди начинают вести себя легкомысленно… – Она искала нужные слова. Ночью все было таким простым, инстинктивным. – Сперва позволяют себе подходить слишком близко, потом раздраженно фыркают, толкают тебя, затем, наконец, какой-то пьяный дурак, желая покрасоваться, пытается сорвать с тебя экхаар. Некоторые забывают, кто я такая. Потеря нескольких локонов менее болезненна, чем потеря головы.

– Ну не знаю. Если бы ты видела, что она выделывала с волосами…

– Выделывала?

– Сегодня утром она получила приказ покинуть дворец и возвратиться в провинцию. А там у нее не будет возможности похваляться прическами.

По сердцу царапнуло словно легким раздражением. Этот глупец Лавенерес полагает, что после вчерашней ночи он имеет право окружать ее коконом?

– Это тоже ради моей охраны? – сказала она резче, чем намеревалась. – Вроде приказов для Рода Соловья?

Сухи не смешался, не опустил взгляда:

– У Соловьев задание обеспечивать безопасность всякого важного обитателя дворца. Ничего серьезного. А эта женщина была удалена, поскольку посмела ставить князю условия. Но ее брат остался. Следи, с кем говоришь и от кого принимаешь подарки.

Она вздохнула настолько громко, чтобы он услышал:

– Поговорить я могу на базаре. Во дворце со мной мало кто разговаривает. Даже слуги и невольники едва решаются отвечать на мои вопросы.

– Но не воспринимают тебя легкомысленно? – спросил он легким тоном.

Она не дала себя сбить:

– Нет. Но важно ли это? Оно что, какая-то часть здешней игры?

Он скривился, будто случайно проглотив одну из своих отрав:

– Слишком часто я с тобой бываю, Деана д’Кллеан. Ты начинаешь читать у меня в мыслях. Да. Это важно. Старая пословица гласит, что слуги и невольники перестают кланяться властелину, который скоро усядется на скорпиона. Потому что слуги понимают, как меняются течения в нашем болотце. Если позволяют себе относиться к кому-то легкомысленно, это значит, его позиция сильно ослабевает.

– Я не знала, что у меня здесь есть какая-то позиция. Сказать честно, я полагала, что нет у меня никакой. Что все воспринимают меня как игрушку вашего князя.

Он послал ей холодную, по-настоящему холодную улыбку, и впервые со времени их знакомства она почувствовала укол беспокойства.

– Не обижай меня. Интересно, все дело в том, что Лавенерес не проведывал тебя в последние дни? – Не ожидая ее реакции, он отрезал себе кусок мяса побольше, сунул в рот, запил вином. – Или в том, что сегодня ночью он был принят… иначе?