Следовательно, значительная часть машинного мышления — это просто машинное «восхождение на холмы».

Обзорная статья, написанная в 1961 году Марвином Минским, «Шаги к искусственному интеллекту» (Steps Toward Artifcial Intelligence) в этом контексте может стать поучительным чтением, поскольку со времени ее написания в плане развития алгоритмов мало что изменилось. Минский даже предсказал нашу склонность видеть в требующем больших вычислительных ресурсов «восхождении на холмы» какую-то исключительную познавательную способность: «Возможно, то, что относится к обычному поиску экстремума на одном уровне, однажды покажется (на более низком уровне) неожиданными „озарениями“».

Есть другие алгоритмы ИИ, но большая их часть попадает в те категории, о которых писал Минский. Один из примеров — выполнение алгоритмов с байесовской вероятностью на дереве поиска или графах. В этом случае приходится бороться с экспоненциальным ветвлением или другими схожими формами проклятия размерности. Другой пример — выпуклость или иная нелинейно ограниченная оптимизация для классификации паттернов. Итальянский математик Жозеф Луи Лагранж нашел алгоритм общего решения, которым мы пользуемся до сих пор. Он обнаружил его в 1811 году. Хитроумные трюки и ловкие манипуляции всегда могут быть полезны. Но прогресс крайне сильно зависит от того, чтобы эти алгоритмы выполнялись на все более быстрых компьютерах. Сами алгоритмы состоят в основном из большого числа операций сложения и умножения, а значит, маловероятно, что они в какой-то момент неожиданно проснутся и захватят мир. Вместо этого они научатся еще лучше учиться и распознавать еще более сложные паттерны просто потому, что будут быстрее складывать и умножать.

Можно смело утверждать, что завтрашние мыслящие машины окажутся очень похожими на сегодняшние — это будут старые алгоритмы на более быстрых компьютерах.

Джулия Кларк

Адъюнкт-профессор, стипендиат программы им. Джона Уилсона по палеонтологии позвоночных, Джексоновская школа наук о Земле, Техасский университет в Остине

Наш подход к использованию языка можно назвать гибким, щедрым и творческим; его породил наш своеобразный интеллект. Но мысль человека и мысль машины — не одно и то же, разница между ними очень важна.

Мы могли бы сказать, что машинное «мышление» относится к человеческой мысли как модель явления — к самому явлению, что это заведомо простое описание сложного процесса, которое тем не менее может быть адекватным и точно способно оказаться полезным. Такие слова, как и сами машины, стоит рассматривать как своеобразные символические обозначения для того, в чем мы хотели бы разобраться. Описание машин как «мыслящих» сущностей может быть просто эвристическим приемом; конструкция машины может быть очевидно биомиметической[98]. Действительно, мы часто приспосабливаем язык биологии, чтобы говорить о предметах, которые создаем. Мы видим, что машины эволюционируют, что их мышление становится все более похожим на наше и явно превосходит его, что может быть потенциально опасно. Но нам нужно помнить, что «эволюция» машин — это не биологический процесс, он направляется человеком, создателем. Его можно назвать естественным или биологическим только в том смысле, что он является результатом действий естественных, биологических человеческих существ.

Такое определение естественного приводит к возникновению ряда существенных проблем. Биологическая эволюция — не процесс, направляемый неким творцом. Структуры нельзя создать силой мысли, предпринимательского духа или разума, движимого любопытством. Биологи, философы и социологи, изучающие то, как мы преподаем эволюцию, неоднократно демонстрировали, насколько вредны попытки внедрять в эту дисциплину идеи о разумном замысле или телеологии. Думать, что машины в ходе «эволюции» обзаведутся бо́льшими когнитивными способностями, — значит подкреплять совершенно неверное понимание природы эволюционного процесса. Кроме того, если мы относим машинное «мышление» к естественным процессам, следовательно, все вызванные человеком изменения земной экосистемы, совершенные в результате небрежности или войны, также можно назвать естественными.

Определенно, долю истины мы с помощью аналогий передаем — к примеру, «мозг есть машина» или «машинное мышление», — но это больше говорит о том, как мы объясняем мир. Нам хорошо бы помнить, что наши уникальные познавательные способности — результат множества превратностей и случайностей, произошедших на эволюционной ветви, отделенной от других ныне существующих примерно 6 миллионами лет. На самом деле обычно считается, что абстрактному мышлению всего 50 000 лет, по более оптимистичным оценкам — 200 000 лет, то есть в истории Земли оно появилось очень поздно. Тем не менее оно приводит к тому, что мы рассматриваем мысль машины и человеческую мысль как сопоставимые явления.

Процессы, стоящие за технологическими и биологическими инновациями, радикально различаются, то же относится и к движущим силам в этих процессах. В технологической инновации есть определенный продукт или функция — «мысль» или «мышление», которых мы хотим достичь и к которым стремимся. Человеческие когнитивные способности эволюционировали в популяциях индивидов, совершенно непохожих на машины, которые, как ламарковские жирафы, могут приобретать функциональные характеристики в течение своей жизни. Инновации в биологической эволюции предшествует продолжительная импровизация. Есть только генетика и изменчивость признаков фенотипа в популяциях, среда и случайное влияние этих признаков на продолжительность жизни в популяции.

Что же теряется, если думать, что машины «думают»? Я бы сказала, что мы упускаем из виду ключевые особенности феномена, который описываем с помощью аналогии. Биологическая эволюция возникает в популяциях и не является целенаправленной. Она не пытается решить какую-то задачу. Превратности истории как Земли, так и жизни на ней привели нас к нынешнему состоянию когнитивных способностей человека. Разные процессы ведут к разным результатам. Возьмем, к примеру, язык: компьютер может неточно использовать термины?

Если мы позволим машинам «мыслить», то начнем ли мы в самих себе видеть всего лишь мыслящие машины? Повлияет ли взаимодействие с технологией на наши когнитивные возможности? Важно помнить, насколько разнообразна и прямо-таки неимоверно огромна человеческая популяция. Использование компьютеров пока не связано с успешным размножением. У большей части людей доступ к технологиям в настоящее время ограничен. Эволюция нашего вида будет медленной, и на нее сильно повлияют наше окружение и доступность чистой воды, питательной еды и медицинского обслуживания. Если мы будем обсуждать человечность так же всесторонне, как то, что мы называем «мышлением», мир, возможно, станет лучше.

Майкл Маккалоу

Профессор психологии, директор лаборатории «Эволюция и поведение человека» Университета Майами; автор книги «Выше мести: Эволюция инстинкта прощать» (Beyond Revenge: The Evolution of the Forgiveness Instinct)