– Значит, нужно послать людей уже сейчас, чтобы разбирали дома, ближние к реке. Да и нам долго рассиживать незачем. К утру войско должно быть готово выступать.

Де Флави, стоявший в тени почти у самого выхода, обернулся и что-то приказал человеку за своей спиной. Тот незаметно для всех вышел, а Флави посмотрел на дворян, прибывших вместе с ним от короля и многозначительно поднял бровь.

– Я уверена, – раздался в этот момент голос Жанны, которая смотрела в глаза де Ре – на пути, всем заранее известном, можно подготовить засаду, ловушку, всё, что угодно. Но те пути, которые открывает Господь, непостижимы без Его воли. Я молилась… Мы ВМЕСТЕ молились, – добавила она с многозначительностью, понятной только барону, – и решение атаковать Лесную башню пришло не просто так, не по моей прихоти, но по моему твёрдому убеждению, что всё получится.

– Согласен, – пробормотал Монморанси, всё это время изучавший карту. – Укрепления здесь, действительно, слабы. И, чтобы усилить их, понадобится много времени. Так что, если мы нападём быстро и внезапно…

– Значит, незачем медлить! – воскликнул Алансон. – Вы с нами, маршал?

Де Ре молча кивнул.

– Тогда, господа, все свободны! Поднимайте своих людей, мы с рассветом выступаем!

Получившие хоть какую-то определённость военачальники задвигались и с короткими поклонами в сторону Алансона и Жанны потянулись к выходу. Она тоже не стала задерживаться. Только благодарно кивнула де Ре и, придерживая раненную ногу, вышла. Алансон хотел было узнать, что барон шепнул Жанне, когда пришёл, но не успел. Де Ре выскочил вслед за ней так, словно за ним гнались.

– Вы забудьте, что я сказал вам утром, – почёсывая нос, с некоторым смущением, сказал оставшийся в шатре Монморанси. – Я имею в виду то, что её надо было вывезти перед войском любой ценой. Думаю, у Лесной башни, Жанна может ничего не опасаться – я стану первым, кто закроет её собой в случае чего.

– Вот уж нет, барон, – ответил Алансон. – Эту честь я не уступлю никому.

* * *

Рано утром, удивляя защитников города, собравшихся над воротами, французское воинство двинулось в обход. Им вслед полетели насмешки, улюлюканье и брань, а затем и стрелы. Отступающие солдаты хмуро оглядывались, отвечали ещё худшей бранью, но кое-кто и среди них уже начинал бормотать о том, что в святой праздник воевать не следовало.

Де Ре ехал мрачный. План Жанны, конечно, сулил надежду на успех. И, будучи опытным бойцом, маршал прекрасно понимал, что если они и могут прорвать оборону, то только так, как она предложила. Но интуиция того же самого опытного бойца заставляла тревожиться из-за каких-то дурных предчувствий, вместо того, чтобы испытывать обычный боевой азарт. После совещания у Алансона, когда де Ре почти бегом вернулся к себе в шатёр и взглянул на Клод, он увидел лицо человека, потерявшего всякую надежду.

– Ты знаешь, что она задумала? – спросил барон.

– Знаю, – бесстрастно прошелестело в ответ.

– И что ты думаешь? У неё получится?

– Не знаю. Может быть… Но, думаю, вам следует быть рядом – какое-то предательство обязательно свершится. Последнее время оно так близко, что я постоянно его ощущаю.

На мгновение де Ре лишился дара речи.

– И ты не попыталась её остановить?!

Клод посмотрела на него, и глаза её, кажется впервые в жизни, были полны гневом.

– Кто я такая, чтобы останавливать Жанну?! Я всего лишь обещала быть с ней до конца, потому что она просила об этом! А просила она потому что сомневалась, достаточно ли сильной окажется среди всех этих испытаний и хотела знать, что рядом есть хоть одно надёжное плечо! Вот и вся моя миссия. Никто не просил меня советовать Жанне, как ей поступать под Орлеаном и Патэ, и она делала то, что считала нужным. Сейчас она уверена, что надо сделать так. Пусть делает – не мешайте. Я могла советовать ей вернуться, когда был мир, могу предупредить об опасности, которую смутно чувствую. Но здесь сейчас война, а уж как воевать Жанна знает лучше многих…

Возразить де Ре было нечем. Однако, поднимая своих людей, среди всей этой, привычной для любого рыцаря суеты, он сам чувствовал себя так, словно забыл что-то очень важное, о чём впоследствии обязательно пожалеет. Клод он распорядился отправить с Сен-Дени, куда уже перебралась королевская свита и сам Шарль. Однако, наставляя своего лекаря, де Ре особенно упирал на то, чтобы круг общения девушки был как можно уже.

– Найди какую-нибудь сиделку. Лучше всего из Поршеронской общины – они, как мне говорили, не любопытны и не болтливы – чтобы умела готовить и могла помочь тебе с врачеванием, если вдруг что… Купи коня на всякий случай, и ухаживай за ним сам. Если возьмём Париж, я пришлю за вами надёжных людей. Не возьмём… Тогда сажай Клод на коня и вези к герцогине Анжуйской. Ты понял? Только к ней – больше никуда! Но даже там не ори на каждом углу кого привёз.

Свои слова он сопроводил щедро набитым кошельком. После этого, сделав ещё несколько распоряжений, барон отправился к герцогу Алансонскому, которому, довольно сухо сообщил, что Клод жива, и что против плана Жанны она ничего не имеет.

– Я так и знал! – воскликнул герцог. – Мы должны победить, маршал! Днём мне казалось, что всё пропало, что фортуна повернулась спиной из-за нашего самоуправства. Но не может же она благоволить этому трусу Шарлю, в самом деле! Пускай сидит, дожидается, когда ему принесут Париж, словно сваренное яйцо! Он уже достаточно себя показал, как никчёмный стратег, теперь лишь бы не мешался. Как только Жанна въедет в столицу, заткнётся столько продажных ртов, что мы сами услышим и святых, и ангелов!

Де Ре криво усмехнулся в ответ.

– Аминь, ваша светлость.

– Не сомневайся – так и будет!

Но де Ре почему-то сомневался. А когда к войску вышла Жанна, отражение своих сомнений он увидел и на её лице.

Девушка была бледна и, по всему видно, слаба. Её ещё пытались приветствовать, как прежде, но теперь уже далеко не все. Нестройный разнобой голосов только усилил всеобщее угнетение. А потом войско двинулось в обход лениво, со скрипом, как рыцарь в повреждённых доспехах, которому во чтобы то ни стало нужно взять реванш на ристалище.

Первыми не поверили своим глазам разведчики, посланные вперед. За ними замерли подошедшие передовые отряды. И все последующие, по мере приближения и узнавания, останавливались и смотрели вперед со странным недоумением, до конца, наверное, ещё не понимая и, может быть даже надеясь, но