Но все же главным оставался вопрос, зачем он вообще вернулся в Италию, где за ним охотится вся полиция страны, когда мог без труда перебраться в относительно безопасную для него Швейцарию и оттуда улизнуть еще дальше? Почему? Что же в Италии было столь важным для него, что он пошел на такой риск?

Лугано, Швейцария. 14 часов 00 минут

Гарри подвинул Елене кресло, и она села.

— Благодарю вас, — сказала она, все так же не глядя на него.

Стол был накрыт на двоих: порезанная ломтиками дыня, ветчина и небольшой графин с красным вином. После того как они покормили Дэнни и уложили его в спальне этажом выше, Вероника выставила их на увитую бугенвиллеями крытую террасу. Приказав им садиться и есть, она сразу же умчалась в дом, и они остались наедине, впервые с того момента, когда Елена ночью пришла в комнату Гарри.

— Что произошло у вас с братом? — спросила Елена, когда Гарри уселся напротив нее. — Вы поссорились, я это заметила сразу, как только вернулась в ту комнату.

— Пустяки. Братья есть братья, вот и все. Мы давно не общались.

— На вашем месте я говорила бы о полиции. И об убийстве кардинала-вика…

— Но вы же не на моем месте, правда? — резко оборвал ее Гарри.

Тем разговором, который произошел у него с братом, он не собирался делиться с ней. Во всяком случае, сейчас.

Елена искоса взглянула на него, а потом нерешительно взяла нож и вилку и принялась за еду. В этот момент легкий порыв ветерка взъерошил ее волосы, и она подняла руку, чтобы поправить их.

— Простите… Я не хотел разговаривать с вами так резко. Просто дела обстоят…

— Мистер Аддисон, вам необходимо поесть, — сказала Елена, глядя в тарелку.

Она отрезала маленький кусочек дыни, потом такой же маленький кусок ветчины, медленно положила нож и вилку, решительно вскинула голову и заговорила о другом.

— Я хочу… хочу попросить у вас прощения за то, что прошлой ночью повела себя несколько… экзальтированно.

— Вы просто сказали то, что чувствовали, — мягко ответил Гарри.

— Для меня это действительно было экзальтированно, и я прошу у вас прощения.

— Видите ли… — начал Гарри, но вдруг резко отодвинул кресло от стола, подошел к перилам террасы и окинул взглядом скопище оранжевых и почти белых черепичных крыш раскинувшегося внизу города Лугано. — Что бы вы ни чувствовали, — сказал он, оглянувшись на Елену, — и каким бы чувством ни отвечал вам я, мы не можем ему подчиниться. Я уже сказал это себе, — его голос сделался почти нежным, — а теперь говорю вам. Поэтому я так грубо перебил вас минуту назад. Мы в беде, в большой беде, и должны ее одолеть. Возможно, Вероника исключительная женщина, но здесь нам продолжает грозить опасность. Роскани уже должен понять, что мы ускользнули от него. Лугано находится слишком близко к итальянской границе. Очень скоро швейцарская полиция перевернет город вверх дном. Если бы Дэнни мог ходить, все было бы по-другому, но…

Он вдруг осекся.

— Но что?

— Я… я только что сообразил… — Гарри задумчиво уставился в пространство. — Сегодня среда. В понедельник я высадил одного моего друга из машины в Комо, и он отправился пешком сюда, в Лугано. Это недалеко, но ему от этого ничуть не легче, потому что его тоже ищет полиция, а он калека и передвигается на костылях. — Гарри вновь повернулся к ней. — Но он все равно пошел. Улыбнулся мне и пошел, потому что верил, что сможет, и потому что стремился к свободе… Его зовут Геркулес. Он карлик. Я всей душой надеюсь, что ему это удалось.

Елена ласково улыбнулась.

— Я тоже.

Гарри некоторое время смотрел на нее, а потом вдруг снова уставился на город. Он намеренно отвернулся от Елены, чтобы не показать, насколько сильной оказалась захлестнувшая его волна эмоций. Он сам не мог понять, почему все, что случилось за последнее время, — то, что Дэнни действительно оказался живым, и встреча и общение с Еленой, и возникший в памяти, как наяву, Геркулес, который, движимый своей неистребимой жаждой жизни, долгой и нормальной жизни, смело шел, вихляясь на костылях, прочь от Комо в свете угасающего дня, — так сильно растрогало его.

До этого момента он ни разу не задумывался о том, насколько поразительными достоинствами могут обладать люди, или о том, насколько красива Елена (хотя все это время почти неотлучно находился рядом с ней). Теперь же он понял, что воспринимает ее как самого чистого, самого привлекательного и самого живого человека среди всех, кого он мог припомнить. Возможно, единственного достойного звания настоящего человека из тех, кого он знал (или считал, что знает) с детских лет. И что если он не будет постоянно настороже, все его высокопарные заявления не будут стоить ни гроша, потому что он без памяти втрескается в нее. А если это случится, их всех непременно убьют.

Неожиданно Гарри вырвал из размышлений донесшийся снизу резкий звонок. Он рывком повернулся к двери. Елена — тоже. Наступила недолгая тишина, а потом звонок прозвучал снова. Кто-то стоял внизу у парадной двери.

Спустя буквально полсекунды в коридор вылетела Вероника, схватила трубку домофона, что-то сказала, выслушала ответ и сразу же нажала кнопку, впустив пришельца в дом.

— Кто пришел? — спросил Гарри, вышедший в коридор почти одновременно с ней.

За его спиной стояла Елена.

Вероника безмятежно взглянула на них.

— Один человек к вашему брату, — преспокойно сообщила она, открывая дверь на лестницу.

— Но кто мог знать, что он находится здесь?

Гарри слышал шаги на лестнице. Одного человека, от силы двух. Мужские шаги — женщина ступала бы легче. И кто же это? Блондин? Или же священники из Белладжио решили сыграть с ними шутку — предоставить убийце оперативный простор вдали от людей Роскани. А возможно, они сговорились со швейцарской полицией и это пришли детективы, чтобы арестовать беглецов. А почему бы и нет? Священники небогаты, а за содействие поимке беглецов объявлена серьезная награда. Может быть, священники и не возьмут денег, но Веронике ничего не мешает это сделать, а потом поделиться с ними.

Гарри оглянулся через плечо на Елену и кивнул в сторону ведущей наверх лестницы. Она проскользнула мимо него и неслышно взбежала по ступенькам туда, где находился Дэнни.

Шаги звучали все громче. Пришедший (теперь было ясно, что он один), продолжал подниматься. Гарри двинулся вперед, чтобы запереть дверь.

— Все в порядке, — остановила его Вероника.

А пришелец уже почти дошел до верха. Да, мужчина, один; лицо в тени было трудно разглядеть. Точно не блондин — совсем иной человек, выше ростом. В джинсах и тонком свитере. Вот он переступил порог. И Гарри узнал темные курчавые волосы, черные глаза за очками в темной оправе.

Отец Бардони.

Преподобная мать Кармела Фенти была миниатюрной женщиной шестидесяти трех лет от роду. Во взгляде ее блестящих глаз странным образом сочетались неиссякаемый юмор и глубокое участие. Сидя в своем тесном, аскетически обставленном кабинете на втором этаже больницы Святого Бернардина в Сиене, она изливала это участие на Роскани точно так же, как несколько ранее на местных полицейских; она рассказывала ему, что ранним вечером шестого июля, это был понедельник, ей позвонила из Пескары сестра Мария Купини, администратор францисканской больницы Святой Чечилии, и сообщила, что к ней доставили пациента, пострадавшего в автомобильной катастрофе, молодого ирландца, вроде бы не имеющего родственников. У него серьезное сотрясение мозга, сильные ожоги и еще несколько опасных травм. У сестры Купини не хватает медиков. Не могла бы мать Фенти ей помочь?