Смерть, он ощущал это нервами и костями, подстерегала его во время одной из этих встреч. Но какой?

На горизонтальном экране появилась красная откормленная физиономия силы Шарля Брукера, бельгийца, одного из его секретарей. Он нажал на кнопку, включая соединение и одновременно разрешая собеседнику обратиться к нему.

– Как самочувствие сегодня утром, Ваша Светлость?

Голос силы раздавался в одном из бесчисленных микрофонов, вмонтированных в потолок.

– Как у старика, страдающего ревматизмом.

Сверхчувствительные микрофоны, способные уловить малейший шепот, доносили его слова до собеседника столь же отчетливо, как если бы тот сидел рядом с ним.

– Ну что вы, Ваша Светлость, всем нам известно, здоровье у вас, как у…

– К черту вашу лесть! Что вам нужно?

Как и большинство членов средней иерархии, Шарль Брукер научился полностью скрывать свои чувства. В столь опасном окружении без такого умения было не обойтись…

– Я хотел напомнить вам, что в 9 часов вас ожидают херувимы, в…

– В 10 часов папский нунций и т. д. и т. п. Прошу вас, избавьте меня от этого нудного перечисления.

– Хорошо, Ваша Светлость. Но мне хотелось бы особо подчеркнуть важность встречи в 14 часов: наши армии остро нуждаются в новом вооружении. Я бы посоветовал вам прислушаться к предложениям военных предприятий. И позволю себе напомнить вам, что вы сами просили меня…

Он отключил связь яростным нажатием кнопки. Превосходный секретарь, сила Шарль Брукер, энергичный, пунктуальный, любезный. У него был только один недостаток: чрезмерное пристрастие к подросткам обоего пола. Время от времени он поднимался в город, чтобы прикупить новый материал на рынках, торгующих живых товаром, которых в последние годы расплодилось видимо-невидимо в Пиатре и в Будапеште. В главных европейских городах следовало бы провести такую же чистку, как и в его ближайшем окружении. Нельзя допускать, чтобы в истории сохранилась подобная память о нем: будто бы в его царствование возродилась продажа людей в рабство.

Усталым жестом он надавил на другую кнопку. Через несколько секунд в кабинет вошел слуга, неся на плечиках белоснежную хламиду с двумя скрещенными П и намотанное на руку нижнее белье из шелковистой теплой шерсти. Румынский мальчик снял с него халат и стал с удручающей медлительностью разворачивать белье, а он в это время стоял голый и дрожащий в самой середине комнаты. В зеркале, висящем в нише стены, он видел свое жалкое отражение – скелет с обвисшей дряблой кожей, покрытой пятнами, редкими жесткими волосками и гнойничками. Живой мертвец. Какой была бы реакция европейской нации, нации Христа, если бы она увидела своего дряхлого лидера во всей его неприглядной наготе? Почему он так отчаянно цеплялся за это призрачное существование? Не было ли это полное неприятие смерти знаком бесплодной, неудавшейся жизни? Почти все уже было у него отнято: он утерял сексуальность, гибкость, силу, здоровье. Оставался только ум, еще живой, несмотря на постоянные головные боли, и в любом случае еще способный контролировать все махинации его маленького мирка на пятом подземном уровне бункера.

В 10.13 он закрыл заседание с херувимами в сквернейшем расположении духа. Поскольку слишком многие европейцы полагали, что он умер, херувимы рекомендовали ему посетить все крупные города с целью пресечь неприятные слухи. Он напомнил им, в довольно крепких выражениях, что принял решение не покидать своего убежища до окончания войны. Они настаивали, и особенно усердствовал в этом Теодор Пушкаш, круглолицый венгр с певучим голосом и слащавыми манерами, человек столь же ловкий, сколь жестокий, херувим, которого считали самым вероятным его преемником. Он спросил себя, уж не является ли Теодор Пушкаш посланником смерти, и во время заседания не спускал с него глаз. Зал, примыкавший к его апартаментам, идеально подходил для тайной расправы, поскольку по вполне понятным соображениям безопасности не был подсоединен к системам наблюдения – советники, силы и власти, называли это помещение Маленькой Гробницей.

В 11.27 ему удалось отделаться от папского нунция, кардинала Оттавио Веризи, худого плешивого прелата, постоянного представителя Ватикана в Пиатре. Прием состоялся, как обычно, в зале для официальных аудиенций, поскольку Церковь требовала, чтобы к ней относились с почтением, соответствующим ее мощи и статусу. Верховный понтифик Иоанн-Павел III приглашал светского – Оттавио Веризи особо подчеркнул это слово – пастыря Европы на ближайший собор, который через три месяца состоится в Праге. Чрезвычайно быстрая эволюция христианства за последние двадцать лет сделала необходимым введение новых правил. Нунций пытался вырвать у него положительный ответ, но удовлетворился неопределенным обещанием, исполнение которого зависело от состояния здоровья собеседника, и удалился, заверив его в горячей признательности Церкви, целиком и полностью сознающей, что возрождением своим она в значительной степени обязана человеку, который спас Европу от разъедающих ее «старых материалистических демонов и исламистских термитов».

В 13.05 он завершил конференцию по дуплексной связи с региональными парламентами Европы. Полтора десятка депутатов высказались по таким проблемам, как уважение к традициям различных территорий и принятие единого европейского языка, вечный предмет для дискуссий, затеваемых чаще всего англо-германо-голландской коалицией, раздраженной господством французского, налоговая реформа, еще один вечный предмет для дискуссий, распределение европейского бюджета, необходимость субсидий для сельского хозяйства, испытывающего трудности несмотря на полный запрет импорта, галопирующая инфляция и снижение покупательной способности евро, тревожный рост числа бездомных и преступных элементов в городах, подвергающихся бомбардировкам и химическим атакам, невозможность поддерживать в должном состоянии дороги и канализационные системы. Они попросту напоминали ему, что Европа, ЕГО Европа с каждым днем обращается в прах. Он ответил им с нарочитым равнодушием, что вслед за зимой всегда приходит весна, что Европа, ИХ Европа вскоре возродится еще более прекрасной и чистой, чем прежде, что им следует верить, терпеть и молиться Богу.

В 13.49, после краткого спора в коридоре с силой Шарлем Брукером, он покончил с обедом, состоявшим из вареных овощей и жареного цыпленка – эти продукты поставлял к его столу крестьянин из окрестностей Пиатры, еженедельно приезжавший в город на телеге, – пирожного с неописуемым вкусом, сходным, пожалуй, с той коричневой желатиновой капсулой, которую ему приходилось разжевывать каждое утро, и слабым кофе без сахара. Обычно он обедал в столовой апартаментов, окруженный роем безмолвных служителей. Иногда ему не удавалось контролировать свои движения, и он пачкал белоснежную хламиду – они тут же приносили ему другую и с нежной ловкостью переодевали его.

В 15.16 он завершил совещание с генеральным штабом, сократившимся до пяти престолов. На заседании присутствовали некоторые власти и силы – в частности, сила Шарль Брукер, – которые после смещения Жана де ла Валетты смогли ознакомиться с рапортами фронтовых инспекторов. Из этих яростных донесений следовало, что легионы находятся на грани бунта и что необходимы срочные поставки для улучшения условий их жизни. В конечном счете, было решено выявить зачинщиков беспорядков и усилить репрессии, пока не подоспеет новый человеческий материал.