У него были только воскресенье и утро понедельника. Снова надев рясу Далла Пиккола, он побывал у Таксиля. Оказывается, тот почти целый месяц ходит в Отей, не застает Дианы, не застает Симонини, старуха отвечает, что ничего не знает. Выхода нет, кроме как подозревать, что их обоих похитили масоны. Симонини сказал: ему-де удалось вытрясти из Дю Морье настоящий адрес Дианы в Америке, в Чарльстоне, и он нашел способ организовать ее обратный переезд в Америку. Так что Диана отправлена восвояси как раз перед тем, как Таксиль выступит с саморазоблачением. Он передал Таксилю пять тысяч франков аванса из обещанных семидесяти пяти и откланялся до встречи назавтра вечером в Географическом обществе.

Затем в том же обличье Далла Пиккола он поехал в Отей. Великое изумление старухи, не имевшей сведений вот уж как месяц ни о нем, ни о Диане, ни что говорить бедному месье Таксилю, приходившему множество раз. Старухе было рассказано то же самое: найдена семья Дианы, Диана возвращена в Америку. Неплохое выходное пособие окончательно умиротворило мегеру, которая уложила свое барахло и убралась куда-то в тот же вечер.

На ночь глядя Симонини сжег все документы и следы их совместного житья за все годы, а когда совсем стемнело, оттащил ящик с тряпками и безделушками Дианы к Гавиали. У старьевщика не было привычки спрашивать, откуда поступают вещи. Следующим утром Симонини был уже у хозяина отейской квартиры и, ссылаясь на срочную командировку в далекие земли, отказался от найма дома, уплатив без разговоров за шесть месяцев. Хозяин побывал с ним на квартире, уверился, что обстановка и стены в приличном состоянии, принял ключи и закрыл входную дверь на двойной оборот.

Осталось убить Далла Пиккола второй раз. Несложное дело. Смыть грим и повесить сутану на гвоздь. Далла Пиккола исчез с лица земли. Из предосторожности были собраны аналой и все требники и перенесены в магазин для продажи маловероятным коллекционерам. Освободилось удобное помещение. В будущем его можно будет опять употребить.

Никаких следов. Кроме тех, что живут в памяти у Таксиля и Батая. Но Батай, после такого-то предательства, безусловно, не покажется на глаза. Что до Таксиля, с ним предстояло завершить дела не позднее как сегодня вечером.

Девятнадцатого апреля капитан Симонини пошел тешить себя самоизобличением Таксиля. Таксиль был знаком, как мы помним, с Далла Пиккола, а также с мнимым нотариусом Фурнье (бритый шатен, золотые резцы). Бородатого Симонини Таксиль видел в своей жизни только один раз, когда ходил подделывать письма Гюго и Бланка, но с того дня миновало вот уже пятнадцать лет, и, конечно, ему не придет на ум далекий каллиграф. Поэтому Симонини, на всякий случай в большой белой бороде и зеленых очках, отчего сразу стал похож на члена ученого совета, уселся на одно из лучших зрительских мест, чтобы спокойно получить удовольствие от зрелища.

О событии протрубили газеты. Зал был набит. Любопытные; поклонники Дианы Воган; масоны, журналисты и даже уполномоченные от архиепископа и от апостольского нунция.

Таксиль говорил напористо и много, по южному обыкновению. Ошеломив публику, которая ждала Диану как иллюстрацию всего, что Лео Таксиль напубликовал за эти пятнадцать лет, он с первых слов пошел бодать католических журналистов, а перед самым эффектным моментом возгласил: «Лучше смеяться, чем плакать, как учит народная мудрость». Задержался еще несколько минут на своей любви к мистификациям («Я марселец или нет все-таки?» — на что публика заржала). Чтобы как следует прочувствовали, какой тут надувальщик перед ними, рассказал со вкусом байки про марсельских акул и про затопленный город на дне озера в Женеве. Но ничто, сказал он, не сравнится с самой дивной мистификацией его жизни. Выдержал паузу — и полился немыслимый рассказ о плутовской его набожности, о том, как удалось обмануть исповедников и духовников, посланных проверять, насколько искренним было его раскаяние.

Уже в начале раздались первые залпы смеха, потом речь оратора каждый миг прерывали: не помня себя вопили священники из зала, все безумнее прогневлявшиеся. Одни вставали и выходили, другие размахивали стульями, угрожая прибить его. В общем, шикарный содом. Голос Таксиля все-таки перекрывал бучу. И громко слышалось: — А вот еще, чтобы доставить удовольствие церковникам, после энциклики Humanum Genus я взялся за масонов. Но в сущности, — продолжал Таксиль, — масоны мне должны быть благодарны, потому что мои репортажи об их ритуалах помогли им освободиться от смехотворных привычек, старомодность которых понятна каждому масону, в ком живо стремление к прогрессу.

Ну а католики… с первых-де дней его возврата в лоно церкви Таксиль понял, что многие веруют, будто Верховный Зодчий Мира, Высшее существо масонов — дьявол. Осталось только немножечко повышивать по этой самой канве.

Сумятица продолжалась. Таксиль процитировал свою беседу со Львом Тринадцатым, когда Его Святейшество спросил: «Чего вам хотелось бы, сын мой?», а Таксиль ответил: «Ваше Святейшество, умереть в эту минуту у ваших ног было бы для меня наивеличайшим счастьем из возможных!», вопли слились в сплошной ор. Визг: «Уважайте Льва Тринадцатого! Вы не смеете произносить его имя!» Кто-то верещал: «Что мы слушаем тут? Какая низость!», другие выли: «Ах, пройда! Прохиндей! Какое скотство! Ах!», а большинство просто каталось от хохота.

— И вот так, — разглагольствовал Таксиль, — я выращивал древо современного люциферства, куда привил палладистский ритуал моего собственного изобретения, лично моего, от первого слова и до последнего. Потом настал черед старого друга-алкоголика, ставшего доктором Батаем, а также вымышленной Софии Вальдер, или Сафо, и, наконец, как Таксиль писал всю печатную продукцию от имени Дианы Воган. Диана же, сказал он, это обыкновенная протестантка, машинистка, переписчица, выполнявшая поручение представлять американскую фабрику пишущих машинок. Она умная и остроумная особа, элегантная в своей простоте, подобно многим другим протестанткам. Сначала она просто заинтересовалась чертовщиной, потом вошла во вкус, потом уже превратилась в его сообщницу. Они с азартом занялись своим штукарством, писали письма епископам и кардиналам, получали письма от личного секретаря римского папы, предупреждали Ватикан о люциферских комплотах…

— Однако, — не унимался Таксиль, — мы увидели, что и масонские круги верят нашим бредням. Когда Диана разгласила очередной дутый секрет, что-де Верховный Магистр Чарльстона назначил Адриано Лемми своим преемником на должность высшего люциферского жреца, многие итальянские масоны, среди которых и один депутат парламента, приняли это за чистую монету и стали жаловаться, почему Лемми их не проинформировал. После чего они создали в Сицилии, в Неаполе и во Флоренции три Независимых Высших палладистских совета, избрав мисс Воган почетным членом. Пресловутый господин Марджотта письменно свидетельствовал, что знает госпожу Воган, а на самом деле это я однажды рассказал ему, будто они уже встречались, и он с легкостью дал себя убедить. Издатели поддались на мистификацию, но им совершенно не на что жаловаться, потому что со мной они выпустили серию почище «Тысячи и одной ночи».