Я же боялся ужасно. Я лег на землю и старался в нее вдавиться. Поручик Высевка был ранен в пятнадцати шагах передо мной. Мне стоило громадного усилия воли подняться и к нему подойти. Земля притягивала меня, как магнит, и мне трудно было пройти эти несколько шагов, чтобы опять не лечь. Изредка я бросал взгляд на Александрова и Андромаху, чтобы убедиться, что они еще целы.

Наши полки вернулись из неудачной атаки и прошли мимо нас. Они должны были понести большие потери, и, вероятно, все убитые и раненые остались там, у красных. Мимо нас раненых не провозили.

А мы продолжали стоять, дожидаясь приказа, который так и не последовал. Так бы батареи и попали в руки красным по какому-то затемнению умов. Но на наше счастье, появился отступающий Бабиев.

– Вы что тут делаете? Удирайте, и живо. Красные идут сюда.

Если это говорил Бабиев, ему можно было верить, он не был паникером.

Застряли

Конно-горная ушла по той же улице, по которой мы пришли, а наша батарея взяла влево и в поводу, чтобы избежать паники, пошла по следующей, более широкой улице. На повороте мое орудие, запряженное только тремя лошадьми, – остальные были убиты – взяло неправильно поворот и колесо передка уткнулось в земляную изгородь. Лошади рванули, колесо передка перевалило через изгородь, но зато колесо орудия прочно заклинилось в углу изгороди. Ни взад, ни вперед, ни даже отцепить орудие от передка невозможно. Лошади тянут, люди толкают – и ни с места. А ценные минуты проходят. Кругом подозрительно тихо. Кругом никого. Батарея ушла. Красные должны вот-вот появиться.

Черт побери эту треклятую пушку. Мы не будем рисковать нашими жизнями из-за нее. Мы легко найдем другую. Я отдал приказ моим людям, или, верней, тем, которые со мной остались у орудия. Некоторые, в том числе Александров, удрали. Распрячь, снять затвор и прицел и собраться за угловым домом на главной улице, в ста саженях. Убедившись, что все исполнено, я побежал туда же. Там я застал моих людей, Арсеньева и Обозненко.

– Господин полковник, орудие безнадежно заклинилось. Разрешите его бросить, чтобы не рисковать людьми?

Но Обозненко был старой школы. Для него орудие представляло знамя.

– Нет, нет и нет! Нужно его вызволить во что бы то ни стало!

Мы опять взяли лошадей и побежали к орудию. Арсеньев, силач, присоединился к нам. Обозненко вернулся к остальной батарее.

Кругом никого, зловещая тишина. Кое-как прицепили лошадей, пихали, тянули, напрягались сверх сил. И вот орудие тронулось и пошло. Мы вскочили на коней и пошли рысью. Завернули за угловой дом. Наших видно не было. Постромки были перепутаны. Две прицеплены на тот же крючок, одна обвилась вокруг ноги лошади. Но останавливаться было слишком опасно. Мы шли дальше рысью. Я убежден, что красная пехота занялась грабежом убитых и раненых казаков и дала нам время увести орудие.

Наконец мы увидели цепь пехоты, идущей нам навстречу. Они были в английском обмундировании – наши пленные из-под Ольгинской.

– Наконец-то, вот наши.

Как только мы прошли цепь пехоты, мы спрыгнули и распутали постромки. Это потребовало всего полминуты. Опять сели и пошли дальше рысью.

Арсеньев сказал мне:

– У этой пехоты странный вид.

Действительно, хоть все мое внимание было обращено на постромки, я заметил, что один пехотинец чертил вокруг себя круги штыком по земле. Так не идут в бой. У нас было чувство, что они нам смотрят в спину. Наконец поворот улицы скрыл нас от их глаз. Мы перешли на шаг.

Вдруг откуда ни возьмись появился капитан Малов, удравший во время обстрела. Рубашка его была залита кровью.

– Саша, ты ранен?

– Нет, это кровь лошади.

Он сконфуженно сел на лафет.

Злые языки (Лукьянов) уверяли, что Малов так перетрусил, что залез в развороченный снарядом труп лошади и пролежал там все время боя.

Казачий пост направил на нас винтовки.

– Стойте! Кто вы такие?

– Артиллеристы, черт вас побери. Опустите винтовки.

– Откуда вы идете?

– Вы же видите, что мы идем из станицы.

– Станица занята красными.

– Вовсе нет, мы только что повстречались с нашей пехотой.

– Она уже больше не наша. Они перебили офицеров и перешли к красным.

Вот тогда я действительно испугался. Раньше все мое внимание было поглощено орудием и не было времени сообразить положение. Почему они нас пропустили? Не убили или не забрали в плен? Приведенное орудие доставило бы им похвалу красных.

Я думаю, что все зависело от психологического момента. Мы не сомневались, что они наши, и не уделили им никакого внимания. Если бы мы показали страх или недоверие, они бы нас перестреляли. Русский мужик тугодум, ему надо сообразить дело, а мы не стали дожидаться. Не думаю, что красные встретили их радостно, – они ведь дрались против них, – тем более что они были в английской форме.

Сейчас же по нашем выходе из станицы завязался бой. Батарея очень поскромнела после пережитых треволнений. Мы стреляли под командой Шапиловского.

Появился Бабиев и приказал:

– Выезжайте вперед и жахните картечью.

Мы переглянулись. Выехали не совсем вперед и стреляли шрапнелью, а не картечью. Даже обрадовались, когда вышли все снаряды и нас отправили в тыл, в станицу Ново-Нижне-Стеблеевскую. Неудача нашего последнего боя решила участь десанта. Мы уходили в плавни. Судя по карте, станица Ново-Нижне-Стеблеевская находилась на северной ветке реки Кубани и от нее шла вдоль реки дорога-дамба до самого моря.

Ново-Нижне-Стеблеевская

Река Кубань раздваивается. Одна ветка впадает в Азовское море у Темрюка, другая много северней у Ачуева. Все пространство между этими двумя ветками и много на север занято плавнями. Примерно, 100 на 70 верст. Плавни необитаемы. Станица Ново-Нижне-Стеблеевская стоит на северной ветке реки Кубани и на границе плавней. Река углублена, и земля выброшена на правый берег. Образовалась дамба-дорога до самого моря, которая не заливается даже в дождливый период. После неудачи у Ново-Николаевки нам предстояло уйти к морю по этой дороге. Наши обозы стояли в Ново-Нижне-Стеблеевской.

Расстреляв все снаряды, наша батарея шла в эту станицу. По дороге были отдельные хаты. Мы зашли в одну из них, чтобы поесть. Крестьянка подтвердила, что вдоль Кубани идет хорошая дорога до моря.

– Но это вам ни к чему не послужит, – спокойно добавила она. – Сегодня утром красные заняли станицу.

Мы подскочили и с большим беспокойством направились дальше. Мы уже достигли первых домов станицы, когда вокруг нас стали разрываться сорокавосьмилинейные снаряды. На батарее был момент паники и растерянности, но какой-то офицер громким голосом объявил:

– Мост и выход на дамбу в наших руках. Идите на мост. Обстрел тут же кончился, и наша батарея перешла мост через небольшую речку и пошла по дамбе уже в самых плавнях. Все вздохнули с облегчением и переглянулись со счастливой улыбкой: уф! Спасены.