Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– К исполнению! – заулыбался толстяк-градоначальник. – Лучших соберу. Не хватит – городских музыкантов в гимнастерки одену! Лучшие инструменты найду! – И обернулся к поручику: – А вы, голубчик, ступайте, ступайте! – махнул он рукой. – Капель примите, что ли…
Обратно Кольцов и Юра шли пешком. Позвякивали шпоры капитана. Оба были немного взволнованы сценой. Юра исподтишка наблюдал за своим наставником. Наконец он решился и спросил:
– Павел Андреевич, а у вас тоже мужики разграбили имение?
– Не знаю. Давно в тех краях не был, – сухо ответил Кольцов. – А вообще, Юра, сейчас большинство офицеров из простых семей. Какие имения…
И снова они шли сквозь многоголосую толпу. Что-то выкрикивали мальчишки-газетчики. Миловидные девушки гремели содержимым металлических кружек с надписью: «В пользу раненых». Каждому, кто опускал в кружку деньги, они с улыбкой вручали цветы.
– Павел Андреевич, а когда мы начнем? – спросил Юра.
Кольцов не понял.
– Что?
– Ну, обучать меня стрельбе из нагана?
– А-а… Как-нибудь… вот буду посвободнее… – рассеянно ответил Кольцов.
– Нет! Сегодня!.. Сегодня же, Павел Андреевич… Ладно? – Юра чувствовал подавленное настроение Кольцова и считал, что и ему тоже нужно отвлечься.
– Ну что ж… – согласился Кольцов. Он уважал в людях упорство и целеустремленность. И еще подумал: «Интересно, для чего ему нужно оружие? Из мальчишеского тщеславия или же задумал что-то?..»
Они прошли мимо гостиницы и спустились к пустырю, где в приземистом деревянном бараке размещался офицерский тир.
Одноногий солдат, обслуживающий тир, обрадовался посетителям: работы у него было немного, и он откровенно скучал. Торопливо выложил на стойку несколько духовых ружей.
– Мы попробуем своим оружием, – сказал Кольцов и, вынув из кобуры небольшой бельгийский браунинг, показал, как с ним обращаться, и после этого передал Юре:
– Ну, давай!
Солдат вывесил на досках новую мишень. Сухо прозвучали выстрелы. Один, второй… Однако служитель доложил, что мишень цела.
– Плохо целишься, – улыбнулся Кольцов. – «Молоко»!
– Вы, барчук, сквозь прорезь на мушечку глядите, а мушечка – на «яблочко». И будет в аккурат, – поучал Юру одноногий солдат.
Юра снова прицелился, удерживая дыхание. Потом передохнул и опять начал все сначала.
Выстрел подбросил руку вверх. Но пуля вновь пошла «за молоком».
– Наверное, мушка сбита, – оправдывался Юра:
– Наверное, – лукаво согласился Кольцов и взял в руки пистолет.
Один за другим прозвучали пять выстрелов. Стрелял Кольцов в обычной своей манере навскидку. Впечатление было такое, что он вовсе не целится. Но даже с расстояния в двадцать шагов было видно, что «яблочко» все продырявлено.
Равнодушный солдат, повидавший на своем веку всякое, и тот удивленно замер.
– Браво, капитан! – послышался сзади голос.
Кольцов оглянулся. В дверях стоял ротмистр Волин, одна рука за спиной, другая – за ремнем портупеи.
– Я думал, вы только пулеметом отлично владеете, – сказал он, напоминая об их побеге от ангеловцев.
– Я, ротмистр, был полевым офицером. А там иной раз от владения оружием зависела жизнь, – ответил Кольцов.
– У нас в контрразведке, капитан, тоже. – Волин вынул свой пистолет, поиграл им в руке. – Пари?
– Принимаю, – согласился Кольцов.
– На что? Может быть, на коньяк? – прищурился ротмистр.
– Согласен.
Солдат развесил новые мишени. Волин нетерпеливо махнул ему: отойди! Стал целиться. Но выстрелить не успел. На плечо ротмистра легла чья-то рука.
Волин недовольно обернулся: сзади стоял Щукин.
– Покажите пистолет, ротмистр. – Начальник контрразведки как-то странно смотрел на растерявшегося Волина.
– «Кольт», – упавшим голосом зачем-то объяснил Щукину Волин, передавая пистолет. – Модель «одиннадцать».
Щукин с подчеркнутым спокойствием опустил пистолет Волина себе в карман.
– Что все это значит, господин полковник? – скорее изумленно, чем испуганно спросил Волин.
Щукин ледяным взглядом посмотрел на него и, с трудом совладав с подступившим гневом, ответил:
– Не задавайте глупых вопросов, Волин, или как вас там еще! Вы арестованы!
– Не понимаю… Объясните мне, наконец… Это… это черт знает что! – растерянно возмущался ротмистр, и тонкая, голубенькая жилка у него на шее нервно запульсировала.
Но Щукин не слушал, он громко приказал:
– Взять его!..
В тир вошли два унтер-офицера с винтовками и встали как вкопанные по бокам Волина. Ротмистр несколько раз нервно дернул щекой и сник. По знаку начальника контрразведки его вывели из тира.
Забившись в темный угол, Юра испуганно наблюдал за всем происходящим.
Громко ударил колокол, возвещая о прибытий поезда. Зашевелился сводный духовой оркестр, ярко начищенные трубы музыкантов празднично сверкнули на солнце.
Замер почетный караул – офицерская полурота корниловцев. Красные тульи фуражек, черные околыши, черные, новые, хорошо сшитые мундиры с шевронами на рукавах, а над шевронами – череп и кости, знак обреченности, знак готовности к смерти за Родину.
Стихли разговоры мужчин и щебетание дам в депутации почетных горожан. Живописной толпой они стояли под перевитой зеленью аркой вокзала. Впереди всех иконописно выделялся в шелковой рясе, с золотым крестом харьковский архиерей Харлампий, рядом с ним о чем-то шептались два богатейших человека Украины и России – Владимир Бобринский, потомок графа Орлова и Екатерины Великой, и Павел Рябушинский, который когда-то давал революционерам деньги на свержение монархии. Вытянулся и так застыл градоначальник Щетинин.
Поезд медленно подходил к перрону. Ковалевский отделился от свиты и встал на краю ковровой дорожки. Он заранее подготовил слова обращения к высоким гостям. Но когда, шагнув навстречу выходившим из вагона бригадному генералу Бриксу и генералу Журуа, увидел на их лицах одинаковое снисходительно-рассеянное выражение уже привыкших к обязательным почестям людей, вся напыщенность и банальность приготовленных фраз покоробила его, и Ковалевский с неожиданной для самого себя сухостью сказал по-английски:
– Рад, весьма рад! – и повторил то же и тем же тоном по-французски.
Следом за Бриксом и Журуа из вагона высыпали, что-то веселое крича на ходу и приветливо размахивая руками, журналисты и фотографы с тяжелыми фотоаппаратами в руках. Сразу же бросились в толпу, стремясь во всех деталях запечатлеть церемониал встречи.