– Странно, – вполголоса сказал Зорин, присаживаясь рядом. – Похоже на «вихрь», но… – он небрежным движением раздернул ворот куртки убитого. – Креста на них нет.

– И жезл явно не казенный, – заметил я, поднимая валяющееся рядом оружие. Короткий черный жезл опоясан тремя полосками золоченой рунной вязи, а исходящая от кристалла сила даже у меня вызвала ощущение пробежавших по ладони роты мурашей. Работа классного мастера.

– Может, кто из столичных контор и может позволить себе вооружать сотрудников такими штучками, – сказал я. – Но для провинциального спецназа это слишком жирно. А судя по тому, что мы слышали, остальные были вооружены не хуже.

– Интересно, чем его убили? – пробормотал брат благочинный, стаскивая с убитого маску.

Под маской обнаружилось вполне обычное лицо молодого – вряд ли больше двадцати пяти – парня. Никакой гримасы ужаса или боли – спокойное, умиротворенное… разве что бледность какая-то нездоровая для столь свежего покойника. И тут меня осенило.

– Зубы ему проверьте.

Склонившийся над телом Зорин недоуменно оглянулся на меня и, протянув руку, осторожно поднял верхнюю губу трупа.

– Привет от господина Кормильцева, – резюмировал я, глядя на небольшие, но вполне четко различимые клыки.

Значит, на улице еще ночь. А я гадал, сколько мы провалялись в отключке.

– Как думаешь, много их осталось? – озабоченно спросил Зорин.

– Надеюсь, что нет, – сказал я. – По правде говоря, я надеюсь, что их не осталось вовсе. Если я правильно интерпретировал последнюю перестрелку…

– Эй, Серов, – громко крикнули с улицы. – Кончай там дурака валять и спускайся.

– Кто это? – настороженно спросил Зорин. – ГБ?

– Нет, – я, наконец, позволил своей довольной улыбке вырваться наружу и расползтись на пол-лица. – Это мой личный спасательный отряд быстрого реагирования. Сейчас я вас с ними познакомлю.

Они стояли молча в ряд, они стояли молча в ряд, их было восемь…

Не ожидал я их здесь встретить. Время еще не так, чтобы позднее, да и район не тот. Не окраина.

А вот поди ж ты! На промысел вышли.

Очень мне они не понравились. И одежей своей, и тем, как стояли, улочку почти напрочь перегородив, и тем, что оружие среди бела дня держали напоказ – не только ножи-выкидухи, но и два кистеня, а ведь это уже статья полная – а больше всего взглядом своим. Даже не волчьим – играл я как-то с волком в гляделки, не такой у него взгляд. А так разве что волчата глядеть могут, бешеные волчата.

Очень мне их взгляд не понравился. Я не мог его понять, понять чем он вызван и от этого начинал потихоньку злится. На пьяных они были не похожи, по крайней мере на простых пьяных.

Я уж было прикинул, не начать ли, как говорил старшина, организованную ретираду, то бишь, драпануть со всех ног. Но подумал, что это их может раздразнить, а если эта орава начнет швырять в спину чем не попадя.

Богом клянусь, если бы я знал, чем это кончится – бросился бы бежать сломя голову!

До них оставалось шагов пять, когда двое даже не шагнули – как-то по-змеиному качнулись мне навстречу. Один – человек с наголо бритой головой, второй, похоже полукровка, то ли орк, то ли гоблин – приподнятая в кривой улыбке губа обнажила клыки.

Я остановился и медленно потащил из плечевой кобуры револьвер.

«Правило первое – достав оружие, будь готов стрелять!»

Там, за речкой, самым популярным наркотиком был чарс – мальчишки-разносчики предлагали его солдатам даром, деньги за него они получали от басмачей. Еще – анаша, гашиш… Вернувшись, я узнал про захлестнувший Стройку вал западной алхимической наркоты – «С40», «каскад», «голубые небеса». Но про «шрайк» я не слышал.

Говорили, что сначала его предлагали для военных, но он не прошел испытаний. Слишком много побочных эффектов, слишком велико привыкание, слишком… много «слишком». Нам тоже пробовали выдавать похожие вещи – и часовые начинали палить по гигантским змеям посреди плаца.

Наверное, если бы я достал обычный благочинный «доховин» или армейский «туляк», они бы еще могли отступить, даже под «шрайком». Но у меня был новенький ижевский «Рекс» офицерская модель – слишком хорошо для случайного прохожего, так, наверное, им подумалось.

Если они еще в состоянии были думать!

Они бросились на меня одновременно и тут уже в дело пошли рефлексы – я отскочил в сторону, выделил самого опасного – этот! длинная цепь с приклепанным на конце шипастым шаром уже пошла на замах – повел стволом… Выстрел!

«Правило второе – стреляй в голову! Там не может быть кольчуги!»

Это было как в кошмарном сне. Револьвер плевался им в лица ослепительными сгустками огня, и они отшатывались на миг, а потом бросались снова и… Выстрел! Выстрел!

Курок щелкнул вхолостую. Я отбросил револьвер, перехватил падающую на меня руку с ножом, рванул ее вниз – и нападавший пролетел мимо, все еще продолжая сжимать застрявший в животе нож – отскочил, пропуская удар нунчаков и рубанул последнего из стаи по шее.

Сзади раздался какой-то странный хекающий звук. Я оглянулся…

У него вываливалось из брюха по меньшей мере полсажени кишок, а он шел на меня, сжимая окровавленный нож в СЛОМАННОЙ руке – и при этом продолжал улыбаться этой безумной… нет, дьявольским оскалом.

И тогда я ударил, ударил что было сил, чувствуя, как трещат под кулаком ребра, ударил так, что он отлетел к противоположной стене.

Но не упал. Снова хекнул, качнулся, оторвался от стены и снова пошел ко мне жуткой, шаркающей походкой зомби.

Я бросился к револьверу. Переломить – как хорошо, что у «Рекса» одновременная экстракция гильз – и принялся лихорадочно набивать барабан. Первый, второй, тре…

Два выстрела снова отбросили его к стене. На этот раз он захрипел, начал сползать… а потом снова встал.

Третья пуля попала точно меж глаз.

– Эй, ты!

Спину мне обожгло, словно плетью. Но я даже не сбился с шага.

– Ты, ты, сопля!

– Валя, Валя, не надо! – шептала мне в ухо Галина. – Не связывайся!

Легко сказать – не связывайся. И кто я после этого буду? Тварь дрожащая? Ты мне это сама будешь поминать один Бог знает, сколько.

– Валя!

А так все хорошо начиналось! Такой прекрасный южный вечер: бездонно-синее небо, теплый ветерок с моря, стрекочут эти… кузнечики здешние. Птица какая-то орет, словно оглашенная. Отдыхающие шляются туда-сюда по набережной – от центра до Рабочего уголка и обратно. Вот и мы с Галей (хорошая парочка – Валя и Галя, да? Все смеются, а мы улыбаемся, как два идиота) шляемся.