– Простите, повелитель. Крепкие напитки мне запрещены, – сказал он.

Переводя его слова, Юсуф ухмыльнулся.

– Скажи ему, что это не крепкий напиток, – буркнул Чингис. – И скажи, чтобы говорил поживее, пока я не бросил его в яму и не закопал живьем.

Побледнев, маленький человек залепетал раньше, чем Юсуф закончил переводить.

– Сестра рассказывала, что в горах живут мужчины. Они берут в деревне пищу и слуг. Они никому ничего не отвечают, повелитель, но сестра говорит, что иногда они возят на вершину камни из каменоломен.

Слушая перевод Юсуфа, Чингис лишь больше раздражался.

– Спроси его, это все, что он знает? Этого мало.

Хорезмиец побледнел еще сильнее и покачал головой.

– Она рассказывала, что три или четыре года назад двое юношей увязались за их повозками и не вернулись назад, повелитель. Позже родители нашли их мертвыми, с перерезанным горлом.

Дослушав перевод до конца, Чингис уставился на старика. Его история не имела подтверждения, но казалась правдоподобнее все тех нелепых сказок, что он до сих пор слышал.

– Похоже на правду, Субудай. Ты правильно сделал, что привез его ко мне. Выдай ему телегу золота и запряги ее парой быков. – На мгновение хан задумался. – Мы с тобой отправимся на север, Субудай. Он пойдет с нами до той деревни, где живет его сестра. Если найдем то, что нам нужно, он получит золото. Если нет – поплатится жизнью.

Выслушав Юсуфа, маленький человек опустился на колени.

– Благодарю вас, повелитель, – запричитал он, когда Чингис уже покидал юрту, занятый мыслями о походе.

Чингис старался быть терпеливым, готовясь к войне с неприятелем. Новый враг не был похож на других, с которыми прежде встречался хан. Он отправил семьи назад к Самарканду, оставив их под защитой Джелме и Хачиуна. Джелме пришел к хану, чтобы лично поблагодарить его за назначение, отчего Чингис растерялся, но мгновенно спрятал недоумение за каменной маской. Ему не пришло в голову, что тот предпочел бы провести время в городе рядом с отцом вместо того, чтобы охотиться в горах за ассасинами.

Для выполнения задачи Чингис взял свой личный тумен и тумен Субудая. Лучшие из двадцати тысяч воинов служили хану со времен его первых набегов, когда под его рукой стояли отряды всего из нескольких десятков человек. С ними он мог свернуть горы, если потребуется. Даже такое многочисленное войско могло бы проходить за день до восьмидесяти миль, двигаясь налегке, но Чингис не имел представления о том, что ждет его впереди. Ремесленникам Самарканда хан велел строить осадные машины и новые повозки, нагружая их всем, что, по его мнению, могло бы понадобиться в походе. Хан продумывал планы сражения и готовился к войне с энергией урагана, и никто из его окружения не сомневался в серьезном отношении Чингиса к новой угрозе. Он, как никто другой, понимал, сколь опасны ассасины, и с нетерпением ждал, когда начнется штурм их убежища.

Новые телеги поставили на укрепленные спицами колеса, которые привез Субудай, но и те скрипели и трещали от тяжести. Даже спустя месяц приготовлений Джучи все еще не вернулся в лагерь. Возможно, он по-прежнему добывал сведения об ассасинах, но время не ждало. Чингис отправил двух всадников за ним на восток, затем послал еще двоих за Хасаром. На востоке и юге не было недостатка в богатых городах, и Чингис знал, что Хасар и Джучи будут рады поживиться за их счет, никуда не спеша, пока он разыскивает врагов.

Чагатай упрашивал отца, чтобы тот позволил ему помочь в поисках горной твердыни, но Чингис отказал ему. Все, что ему было известно об ассасинах, говорило за то, что их число невелико. Их сила заключалась в секретности, и как только она будет нарушена, Чингис планировал вытащить их из норы, как сурков. Чагатай до сих пор оставался у отца в немилости. Чингис не мог смотреть на него без гнева, потому что сын разрушил его надежды. Решение возвысить Угэдэя далось Чингису нелегко. Думы о выборе наследника терзали хана на протяжении месяцев, ведь назначить наследником Чагатая он планировал многие годы. Но Чингис вовсе не сожалел об этом. Решение было принято. Однако он хорошо знал и характер своего сына. И если бы Чагатай проявил хотя бы чуточку неповиновения, то не исключено, что Чингис убил бы его.

Чтобы этого не случилось, он отправил сына вместе с Джебе разорять южные земли. Чингис наказал своим военачальникам близко не подпускать к себе мусульман, даже тех, кого они хорошо знали и кому доверяли. Всех своих, за исключением нескольких переводчиков, Чингис оставил за стенами Самарканда, настрого запретив им приближаться к улусу монголов. Арслан будет безжалостен к тем, кто нарушит его приказ, и теперь, двигаясь на север, Чингис думал, что сделал все возможное, чтобы обезопасить семьи.

С гружеными повозками они не проходили и тридцати миль за день. Трогаясь в путь на рассвете, они медленно двигались, пока солнце дарило свет. Покидая зеленые поля вокруг Самарканда, обоз перешел вброд северную реку, а впереди лежали пески и пожухлые травы, кряжи и долины.

На четвертый день пути медленная скорость осточертела Чингису. Он разъезжал взад и вперед вдоль длинной цепочки телег, подгоняя возниц, чтобы ехали побыстрее. То, что в Самарканде казалось ему благоразумным, теперь лишало его уверенности в успехе. Ассасины наверняка уже разнюхали о его приближении. Чингис боялся, что они попросту покинут свое горное логово и он найдет там лишь опустевшую крепость.

Субудай разделял его мнение, хотя молчал, зная, что хороший командир не осуждает хана, даже перед теми, кому доверяет. И все же Субудай находил действия Чингиса неверными. Единственное, что могло принести успех, так это мощный и неожиданный удар. Ассасинов следовало застигнуть врасплох в самом их логове и прежде, чем они могли бы узнать о приближении врагов. Но медленный караван из повозок был почти полной противоположностью тому, на что рассчитывал Субудай. Даже когда он возвращался назад в ставку Чингиса от подножия гор, имея при себе чуть больше, чем кровяной порошок и молоко кобылиц, его путь занял двенадцать дней. Теперь же, когда луна совершила почти полный оборот, Субудай все меньше верил в успех их предприятия.

Караван наконец добрался до того селения, которое Субудай и Джелме сожгли последним по пути в горы. Субудай предчувствовал, что ассасины уже исчезли, и обдумывал дальнейшие действия на тот случай, если его предчувствия оправдаются. На этот раз Чингис не остановился, хотя почерневшие от сажи фигуры копошились среди обгорелых руин в поисках того, что еще можно было спасти. Монгольские воины проезжали мимо, не проявляя интереса к тем, кто скрывался от них среди развалин.

Горы давно виднелись вдали, но минуло несколько дней, прежде чем караван докатился до их подножия. Встревоженный Субудай получил разрешение Чингиса отправиться вперед вместе с разведчиками и изучить обстановку. Проскакав сорок миль, Субудай нашел то селение, где впервые встретился с человеком, которого впоследствии доставил к Чингису. Монгольский обоз остался теперь далеко позади, на расстоянии одного дневного перехода.